XXXIX. Итак, до этого момента все римские писатели пишут одинаково, но о последующих событиях рассказывают по-разному. Ибо Пизон-цензорий, коего я упоминал раньше, утверждал, что ночью Тарпейей к Ромулу был послан вестник, чтобы сообщить ему о заключенных ею соглашениях с сабинянами, что она, дескать, хочет выманить у них щиты, воспользовавшись двусмысленностью ее предложения. И она попросила Ромула отправить ночью отряд для усиления крепости, дабы легко захватить лишенных щитов неприятелей со своим предводителем. Но вестник, перебежав к сабинскому вождю, выдал замысел Тарпейи. Приверженцы же Фабия и Цинция говорят, что ничего подобного не было, но утверждают, что девушка соблюла предательский договор. А о том, что было потом, все снова сообщают согласно. 2. По их словам, когда царь сабинян появился с сильнейшей частью войска, Тарпейя, верная обещаниям, открыла неприятелям условленные ворота, подняла на ноги стражу в крепости и понуждала спешно спасать самих себя через другие, неизвестные врагам выходы, поскольку сабиняне уже овладели укреплением. 3. И когда они разбежались, сабиняне, найдя ворота незапертыми, завладели лишенным стражи укреплением. Тарпейя же, поскольку она исполнила все, что от нее требовалось по соглашению, стала настаивать на получении платы за предательство в соответствии с клятвами.
XL. Затем опять-таки Пизон передает, что, когда сабиняне были готовы отдать девушке золото, которое они носили на левой руке, Тарпейя запросила у них не украшения, а щиты. А Тацием овладели подозрение в обмане и расчет, как действовать, не нарушив соглашений. И вот, он решил дать юной девушке оружие, как она и просила, но сделать так, чтобы, получив его, она никак им не смогла бы воспользоваться. И тотчас Таций, напрягшись, что было сил, метнул щит в девушку и приказал сделать так остальным. Таким образом Тарпейя, подвергаясь со всех сторон ударам, от их множества и силы свалилась с ног и под грудой щитов погибла. 2. А те, кто следует за Фабием, изображают сабинян виновниками нарушения соглашения. Ведь когда золото, что требовала Тарпейя, в соответствии с договоренностью они по необходимости отдали, то в негодовании от величины мзды бросили в нее щиты, будто это то, что они клятвенно обещали дать ей. Но представляется, что в рассказе Пизона изображена более верная картина. 3. Ведь Тарпейю сочли достойной погребения там, где она погибла, на самом священном холме города, и римляне ежегодно совершают в ее честь возлияния — я повторяю сказанное Пизоном, — и ничего из этого ей не полагалось бы, если б она умерла, предав родину врагам, ни со стороны преданных ею, ни со стороны убивших ее, и со временем останки ее были бы выкопаны и выброшены вон от ужаса и отвращения в назидание тем, кто посмел бы совершить нечто подобное. Но позволим любому судить об этом, как ему угодно.
XLI. Так как Таций с сабинянами овладели сильным укреплением и захватили без труда большую часть римского добра, то повели войну уже в безопасности. И вот, большая часть войск оказалась в силу множества причин в лагерях неподалеку друг от друга, поэтому происходили стычки и схватки войск, не приносящие каждому ни больших военных успехов, ни неудач, но дважды вступали и в крупные сражения в боевых порядках целыми войсками друг против друга, и огромное кровопролитие имело место с обеих сторон. 2. Так по прошествии времени обе стороны пришли к одной и той же мысли — окончить борьбу решительной битвой. Сойдясь на пространстве между двумя лагерями, вожди, отменные в ратном деле, равно как и воины, закаленные во многих боях, явили подвиги, достойные памяти, то нападая, то отражая нападения, то снова восстанавливая равновесие сил после отступления. 3. А те, кто стоял на валах, наблюдали за равносильной борьбой, часто перекидывавшей успех то на одну, то на другую сторону. Если кто-то из своих побеждал, то, подбадривая призывами и пением пеанов[300]
, они придавали ему воодушевления, а если кого-то теснили и гнали, вслед ему неслись мольбы и вопли, чтобы вконец не потерял мужество. По этой причине обе стороны были вынуждены через силу переносить опасности битвы. Проведя весь день таким образом в битве без чьего-либо перевеса, когда уже наступили сумерки, обе стороны с облегчением возвратились каждая в свой лагерь.