LVIII. Поскольку спор затянулся, то в конце концов сошлись на таком решении: выполнить одно из двух — либо предоставить старшим сенаторам право объявить царя не из их среды, а обязательно кого-либо другого, кого они сочтут наиболее подходящим, либо младшим сделать то же самое. Старшие приняли выбор на себя и, обстоятельно посовещавшись, одобрили следующее: поскольку сами они, согласно договору, от верховенства отстраняются, то и никому из приписанных сенаторов власти не прибавлять, а поставить царем какого-нибудь человека извне, но такого, чтобы он не примкнул ни к одной группировке, как наилучшее средство для искоренения распри. 2. Обсудив это, они наметили человека, родом сабинянина, сына Помпилия Помпона, знатного мужа по имени Нума, пребывавшего в самом рассудительном возрасте, около сорока лет, и обладавшего наружностью, полною царского достоинства. 3. Благодаря своей мудрости он пользовался огромной славой не только среди куретов[326]
, но и среди живущих окрест. Приняв такое решение, сенаторы созвали людей на народное собрание и тогдашний междуцарь от лица сената заявил, что по единодушному мнению будет установлено царское правление, сам же он, как наделенный полномочиями по принятию решения о царской власти в полисе, выбирает Нуму Помпилия. И после этого он назначает послов из числа патрициев и отсылает их к нему для наделения сего мужа властью в третий год шестнадцатой Олимпиады, победителем в которой в беге на стадий стал Пифагор Лаконский.LIX. Итак, касательно сказанного я не имею ничего возразить тем, кто оставил свидетельства об этом муже, а вот о последующем я затрудняюсь говорить с определенностью. Ведь многие написали, что Нума был учеником Пифагора[327]
и что именно тогда, когда римский полис назначил его царем, он проводил время, занимаясь философией в Кротоне. Но время жизни Пифагора противоречит этому рассказу. 2. Ибо Пифагор жил не только на много лет, но на целых четыре поколения позже Нумы, как мы узнали из исторических повествований. В самом деле, Нума принял царскую власть над римлянами в середине шестнадцатой Олимпиады, а Пифагор проживал в Италии после пятидесятой Олимпиады. 3. Я могу привести еще более красноречивое, нежели упомянутое, свидетельство того, что в исторических сочинениях об этом человеке спутаны времена событий, а именно, что тогда, когда Нума был поставлен римлянами царем, не существовало еще города Кротона; ведь Мискел[328] основал его в третий год семнадцатой Олимпиады, т.е. на целых четыре года позднее, чем Нума стал править над римлянами. И я не в состоянии признать, что Нума занимался философией одновременно с Пифагором Самосским, процветавшим четыре поколения спустя, или пребывал в Кротоне, в не существовавшем еще городе, когда его призвали на царство римляне. 4. Если же мне позволено высказать собственное мнение, то, по-моему, пишущие о нем соединяют два общеизвестных обстоятельства: пребывание Пифагора в Италии и мудрость Нумы, ведь все согласны, что он был мудрым человеком, и, связывая эти события воедино, они и превращают Нуму в ученика Пифагора, нисколько не исследовав их жизнь, т.е. приходился ли расцвет их жизни на одно и то же время, как я лично проделал. Если только вместо Пифагора Самосского не подставить другого, учившего философии, жизнь которого совпадала с Нумой. Но я не знаю, как это можно доказать, потому что никто из достойных упоминания писателей — ни римлянин, ни эллин, — насколько известно, не сообщил в историческом повествовании таких сведений. Но довольно об этом.