Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

Но Афины не были способны к самостоятельному управлению; в этот период они представляли отталкивающее зрелище опустившейся в финансовом и нравственном отношении общины, избалованной верховной властью. Между тем они должны были бы находиться в самом цветущем состоянии. Если афинянам не удалось объединить всю нацию под своей гегемонией, то все же ни в Греции, ни в Италии не было второго такого города, который полностью осуществил бы свое областное объединение. Ни один город античной древности не имел столь обширной собственной области, какой была для Афин Аттика, занимавшая площадь около 40 кв. миль, что в два раза превышает площадь о. Рюген. Но и вне Аттики за Афинами были оставлены их прежние владения как после митридатовой войны по милости Сул-лы, так и после сражения при Фарсале, в котором они стояли на стороне Помпея, по милости Цезаря, который лишь задал им вопрос, сколько раз еще они намерены ввергать себя в погибель и затем спасаться благодаря славе своих предков. Афинам все еще принадлежали не только бывшая область Галиарта в Беотии, но и о. Саламин у их собственного берега, древний исходный пункт их морского владычества, во Фракийском море — доходные острова Скирос, Лемнос и Имброс, а в Эгейском море — Делос. Правда, последний остров с конца Римской республики уже не был центром торговли с Востоком, после того как торговые пути переместились отсюда к портам западного берега Италии, что оказалось для афинян невозместимой потерей. Из дальнейших пожалований, которые они сумели выпросить у Антония, Август, политическими противниками которого они оказались, отобрал у них Эгину и Эретрию на Эвбее, но позволил им сохранить более мелкие острова Фракийского моря: Икос, Пепарет, Ски-аф и Кеос, лежавший у мыса Суния, а Адриан дал им лучшую часть большого о. Кефаллении в Ионическом море. Лишь император Север, вообще не благоволивший к афинянам, отнял у них часть этих заморских владений. Далее, Адриан гарантировал афинянам поставку определенного количества хлеба за счет империи, и, даровав им эту привилегию, которая до сих пор была предоставлена исключительно столице империи, он как бы признал Афины одной из имперских метрополий. Адриан также распространил на Афины благодетельный институт алиментаций, которым Италия пользовалась со времени Траяна, а нужный для этого капитал, несомненно, был подарен афинянам из собственной казны императора. Водопровод, подаренный им же своим любимым Афинам, был достроен лишь после его смерти императором Пием. К этому следует добавить стечение путешественников и учащихся и все возрастающее число благотворительных и общественно полезных учреждений, возникавших по милости римских магнатов и иностранных правителей. Тем не менее афинская община постоянно находилась в стесненных обстоятельствах. Право афинского гражданства, как и повсюду, приобреталось и давалось за взятки, причем в Афинах спекуляция велась в такой неприкрытой форме, что Август выступил с запретом этого злоупотребления. Время от времени афинский совет принимал решение продать тот или иной из своих островов, и не всегда находился какой-нибудь щедрый богач, подобный Юлию Никанору, который при Августе выкупил обратно для обанкротившихся афинян остров Саламин и за это получил от афинского совета почетный титул «нового Фемистокла»; а так как Никанор к тому же писал стихи, то попутно он получил также титул «нового Гомера», что дало повод для вполне заслуженных насмешек над ним и над благородными членами совета со стороны афинян. Великолепные здания, которые продолжали воздвигаться в Афинах, теперь строились исключительно иностранцами, между прочим, богатыми царями Антиохом Коммагенским и Иродом Иудейским, но прежде всего императором Адрианом. На Илисе он заложил целый город Новые Афины (Novae Athenae) и, помимо множества других зданий, между прочим, уже упомянутого нами Панэлления, этого чуда света, успешно докончил постройку начатого еще Писистра-том семь веков назад огромного здания Олимпейона с его частично уцелевшими до настоящего времени 120 колоннами — крупнейшими из всех, сохранившихся до наших дней. Сам же город не имел денег не только для восстановления стен своей гавани, которые теперь, правда, были не нужны, но даже для того, чтобы содержать в приличном состоянии самую гавань. В эпоху Августа Пирей представлял собой небольшую деревню из немногих домов, посещаемую только ради шедевров живописи в храмовых портиках. Торговля и промышленность в Афинах почти прекратились; для общины в целом и для отдельных граждан сохранился лишь один процветающий промысел — нищенство. Но дело не ограничивалось финансовой нуждой. Во всем мире царил мир, но его не было на улицах и площадях Афин. Еще при Августе в Афинах вспыхнуло восстание, принявшее такие размеры, что римскому правительству пришлось выступить против этого вольного города¹³⁸, и если даже это событие стоит особняком, то волнения на улицах из-за цен на хлеб и по другим, менее значительным поводам были в Афинах обычным явлением. Вероятно, немногим лучше обстояло дело и в других вольных городах, о которых мы имеем меньше сведений. Едва ли можно было доверить столь неблагонадежным гражданам неограниченную уголовную юрисдикцию; тем не менее это право по закону принадлежало общинам, допущенным к международной федерации, каковы были Афины и Родос. Если в эпоху Августа афинский ареопаг отказался помиловать осужденного за подлог грека, несмотря на заступничество одного знатного римлянина, то в данном случае он, наверное, имел на это право. Но когда при Тиберии кизикийцы посадили в тюрьму римских граждан, а родосцы при Клавдии даже распяли одного римского гражданина на кресте, это было уже формальным правонарушением, и при Августе фессалийцы поплатились за выходку такого рода своей автономией. Заносчивость и правонарушения вполне совместимы с бессилием, и нередко к ним прибегают именно зависимые и подчиненные. При всем уважении к великим воспоминаниям и скрепленным клятвой договорам эти свободные государства все же не могли не казаться каждому добросовестному правительству какой-то брешью в общем правовом порядке, точно так же как еще более освященное древностью принадлежавшее храмам право убежища.