Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

Религия Ирана с ее приближающимся к монотеизму почитанием «высшего из богов, сотворившего небо, и землю, и людей, и всякие блага для них», с ее отрицанием изображений и спиритуализмом, с ее строгой нравственностью и любовью к правде, эта религия, побуждавшая своих приверженцев к энергичной практической деятельности, захватывала души людей совсем иначе и глубже, нежели религии Запада, и потому, в то время как ни Зевс, ни Юпитер не выдержали натиска цивилизации, вера персов оставалась вечно юной, пока она не была побеждена другим евангелием — евангелием последователей Магомета — или, в лучшем случае, не отступила перед ним в Индию. В нашу задачу не входит описание той связи, которая существует между возникшим в доисторические времена маздаизмом, религией Ахе-менидов и той религией, которую составленные, вероятно, при позднейших Ахеменидах священные книги персов, так называемая Авеста, проповедуют в качестве учения мудрого Заратустры; для эпохи, когда мир Запада вступил в соприкосновение с миром Востока, характерна именно позднейшая форма религии, которая возникла, быть может, в восточной части Ирана, в Бактрии, и из западной части Ирана, Мидии, проникла на Запад как совершенно своеобразное и чуждое западному миру явление. Но в Иране национальная религия срослась с национальным государством теснее, чем даже у кельтов. Уже было отмечено, что легитимная царская власть в Иране представляла собой в то же время религиозное учреждение, что верховный государь страны считался призванным к власти волею верховного божества страны и сам до некоторой степени почитался как божество. На монетах национальной чеканки неизменно фигурирует большой пылающий алтарь и парящий над ним крылатый бог Ахура Мазда, рядом с ним, меньшего размера и в молитвенной позе, царь и против царя — государственный стяг. В соответствии с этим в Парфянском царстве следствием преобладания знати является привилегированное положение духовенства. Жрецы этой религии — маги — упоминаются еще в документах Ахеменидов и в рассказах Геродота, и люди Запада всегда считали их — вероятно, с полным основанием — национальным персидским явлением. Жречество было наследственным и — по крайней мере в Мидии, а возможно, и в других местностях — жреческое сословие считалось особой категорией народа, приблизительно так, как левиты в позднейшем Израиле. Даже под властью греков старая государственная религия и национальное жречество сохранили свое значение. Когда Селевк I решил заложить новую столицу своего царства, уже упомянутую Селевкию, он велел всем магам определить для этого акта день и час, и только после того, как персы неохотно составили требуемый гороскоп, царь и его войско совершили согласно их указаниям торжественную закладку нового греческого города. Значит и этот правитель пользовался указаниями жрецов Ахура Мазды; за советами в общественных делах, поскольку последние касались религии, обращались именно к ним, а не к жрецам эллинского Олимпа. Само собой разумеется, что такой обычай особо строго соблюдался Аршакидами. Было уже отмечено, что в выборе царей наравне с советом знати участвовал и совет жрецов. Армянский царь Тиридат из-дома Аршаки дов прибыл в Рим в сопровождении свиты из магов; он путешествовал и принимал пищу по их предписаниям, даже когда ему пришлось быть в обществе императора Нерона, перед которым эти чужеземные мудрецы по его желанию возвещали свое учение и заклинали духов. Из этого еще, конечно, не следует, что жреческое сословие как таковое имело решающее влияние на государственное управление; но было бы ошибкой думать, что маздаизм был восстановлен лишь при Сассанидах; вернее всего, при всех сменах династий туземная религия Ирана, несмотря на свою внутреннюю эволюцию, оставалась в основном неизменной.