Римский трибун

— До сих пор не могу поверить! Как же это случилось? После стольких хлопот удалось договориться с герцогом Гуарньери. Кондотьер уже готовил отряд. Оставалось выплатить солдатам аванс, и успех был бы обеспечен.

— Когда пришло твое письмо, мы тотчас стали собирать деньги, — принялся рассказывать Андреа. — Три тысячи флоринов — сумма немалая. Но каждый вносил сколько мог, лишь бы снова избавиться от проклятых баронов. Даже многие из купцов, не желавших прежде помогать нам, пожертвовали свои сбережения. Мы набрали больше, чем требовалось. Твой брат вызвался отвезти деньги. Бернардо клялся, что доставит их в срок, а сам исчез, как только получил флорины.

— Подлая душа! Он давно мечтал разбогатеть и добился своего, — хмуро произнес Кола ди Риенцо. — Прав оказался маг. Несчастья преследуют меня. Король Людовик так и не сдержал обещания, хотя до последнего дня называл себя другом и союзником. Теперь удар нанес родной брат. Кому же еще можно верить?

— Что заставило венгерского короля внезапно покинуть Италию? — спросил Андреа, желая изменить тему разговора.

— Чума напугала здесь всех. Как только мор распространился по Неаполю, Людовик сел на корабль и поспешил домой в Венгрию.

— Не удивительно. Эта страшная болезнь косит без разбора, — сказал юноша. — Говорят, что на юге Франции уцелела лишь треть жителей. При папском дворе погибло немало прелатов. После смерти кардинала Джованни Колонна Климент Шестой заперся в загородном замке на Роне и никого к себе не допускает.

— А как в Риме? Я слышал, там были сильные землетрясения?

— Мы думали, что настал конец света, — кивнул Андреа. — Такого ужаса никто никогда не видел. Я едва успел выбежать из храма святого Павла, как стены базилики обрушились и погребли под обломками всех, кто там находился. Латеранский собор тоже стоит сейчас без купола. В городе много жертв.

— Да, великие беды потрясают мир, — задумчиво произнес Кола.

— Не эти ли знамения должны возвестить приближение божьего суда? — подхватил юноша. — Видно, сбываются библейские пророчества?

— Не стоит, Андреа, гадать о неведомом. Скоро мы доберемся до горы Майелла, где нас ждет с братьями Волкано. Там, вдали от мирской суеты, будет время спокойно обдумать, что происходит на земле.

— Ты решил отказаться от своих планов? Хочешь уйти к иоахимитам и жить с отшельниками?

— Что еще остается человеку, обманутому согражданами, союзниками, родным братом; человеку, объявленному вне закона. Единственное, что он может сделать, — это бежать к таким же отверженным, где никто не спросит ни имени, ни прошлого.

— Но почему ты избрал иоахимитов? Разве нет других тайных орденов, которые охотно приняли бы тебя?

— У них свободные порядки: не надо бросать жену, отрекаться от детей, связывать себя обетами. К тому же Волкано — мой близкий друг и один из тех, кто до конца оставался нам верен. Однако поспешим, а то стемнеет, прежде чем мы окажемся в деревне.

* * *

На крутом склоне величественной горы Майелла, в глубине скалистого ущелья, прорезанного бурным потоком и густо заросшего колючим кустарником, ютился небольшой скит иоахимитов. Здесь, в самой дикой и труднодоступной части Апеннинского хребта, на границе Римской области и Неаполитанского королевства, нашли себе убежище те, кто предпочитал терпеть лишения, лишь бы оставаться свободным.

За невысоким дубовым частоколом в убогих прокопченных хижинах, кое-как сложенных из камня и глины, жили члены гонимого братства, уже много лет воевавшего с папской церковью. Сурова природа Абруццких гор. Но голод и холод не пугали обитателей скита. Люди обходились тем немногим, что удавалось найти в столь глухой и мало пригодной для жилья местности.

Тут среди журчания ледяных ручьев и могучих сосен искал Кола отдохновенья, спасаясь от мести курии и баронов.

В своих письмах Кола ди Риенцо описывал нравы и быт отшельников, среди которых он провел почти два года.

«…Они распродали все свое земное имущество и роздали деньги бедным, довольствуясь двумя грубыми шерстяными туниками, презрительно удаляя со своих тел всякие дорогие ткани… Между ними нет ни жадности, ни зависти, ни честолюбия, ни тщеславия, но зато там царит желанная бедность, истинное смирение, радостное терпение, невинность, чистота и несокрушимое милосердие… Они спят на соломе, а многие даже на голой земле… Никто из них не дотрагивается до денег… О жизнь смертных, дающая бессмертие! Жизнь ангельская, осуждаемая разве только друзьями сатаны! Если бы я не испытал тебя, не жаждала бы тебя так душа моя!..»

* * *

Войдя по колено в ледяную воду горной речки, Кола ди Риенцо погрузил на дно длинный шест с зацепом и вытащил с его помощью толстую двухметровую вершу, сплетенную из гибких ивовых прутьев. Убедившись в том, что плетенка не пуста, он быстро вынес ее на берег.

— Ого сколько! — разглядывая бившуюся в верше рыбу, воскликнул Волкано. — Если и в других есть, нам, пожалуй, не донести.

— Ничего, возьмем лишь крупную, остальная пусть подрастет, — отозвался Кола.