Римский трибун

О прибытии Колы в Авиньон в августе 1352 года рассказывает Петрарка: «Недавно в курию пришел, вернее, не пришел, а был приведен как пленник, Никколо ди Лоренцо, когда-то трибун Рима, наводивший на всех страх… Я любил его доблесть, хвалил за нее, я восхищался его мужеством, я был счастлив за Италию, полагая возрожденной империю Рима и считал обеспеченным мир для всего мира. Поэтому я был охвачен такой радостью, что не мог не делиться ею, и мне казалось, что я участвую в его славе, поддерживая его и его деяния своим словом. И это придавало ему силы, чему свидетели все его гонцы и письма. С воодушевлением я старался еще больше воспламенить эту пылкую душу, ибо мне было хорошо известно, как разгораются от славы и хвалы благородные сердца… Я не пророк, и он не был пророком, но то, что он делал и, казалось, хотел делать, было поистине достойным не только моего, но и всеобщего восхищения. Итак, прибыл в курию жалким и презираемым тот, кто заставлял трепетать от ужаса злодеев всего мира, кто наполнял радостной надеждой и ожиданием сердца добрых; этот человек, сопровождаемый некогда всем римским народом и достойнейшими гражданами, представителями итальянских городов, шел теперь между солдат среди толпы подонков, жаждущих увидеть лицо того, чье имя было столь знаменито. И он был прислан римским королем римскому первосвященнику. О удивительная коммерция! Не смею говорить большего, и даже не следовало бы говорить то, что уже сказано. Как только он прибыл, святейший отец назначил суд из трех кардиналов, которым и было поручено решить, какой казни достоин тот, кто хотел освободить республику! „О времена, о нравы!“ — никогда не устану повторять я. Да, по-моему, он достоин любой казни за то, что не сумел с достаточной настойчивостью осуществить задуманное, он не сделал того, что должен был сделать, как того требовали обстоятельства. Взявшись защищать свободу, он не сокрушил одним ударом врагов ее в тот момент, когда мог это совершить. Он упустил великолепный случай, который судьба никогда еще не предоставляла ни одному правителю. А вместо этого он отпустил всех врагов и даже не отнял у них оружия! Жестокое и роковое ослепление… Рим не был бы опять рабом, а он не был бы узником… Я основывал на этом человеке последнюю надежду на свободу в Италии. Я давно уже знал и любил его; когда же он взял на себя бремя великого дела, я не мог не преклоняться перед ним… И признаюсь: каков бы ни был конец, я не могу не считать начало великолепным».

Дальше поэт описывает, как вели Колу по городу и о своей дружбе с ним, завязавшейся здесь, в Авиньоне.

«…Теперь спасение этого человека, от которого некогда зависело спасение и сохранение стольких народов, зависит от суда других. Его жизнь и репутация находятся в одинаковой опасности. Не удивляйся, если услышишь, что суд объявит его бесчестным и заслуживающим смертной казни — тело всякого смертного, даже святого, может быть уничтожено, но добродетель не боится ни смерти, ни бесславия. Она неуязвима; никакое оскорбление, никакое оружие для нее не страшны… Его обвиняют не в том, за что винят его все порядочные люди, его обвиняют не за то, как он кончил начатое им дело, а за то именно, что он его начал… Его вина, говорят здесь, в том, что он первый вздумал вернуть Риму свободу и прежнее величие, и что он полагал, будто решать дела Римской империи возможно только в Риме! О преступление, достойное виселицы! Римский гражданин не мог молча сносить вида своей родины, превращенной в рабыню презреннейших людей. Да! Таково его преступление! За это требуют пытки Риенцо!»

По приказу Климента VI узника заключили в одну из башен папского дворца, приковав его за ногу к стене. Судили бывшего трибуна его злейшие враги: кардинал Бертран де До, первый объявивший его еретиком еще в бытность свою папским легатом в Риме, кардинал Талейран, который был вождем французской партии в кардинальской коллегии и имел с Колой личные счеты, и кардинал Гвидо Булонский. Самый состав суда уже предрешал приговор. Какой справедливости мог ожидать от этих судей Кола ди Риенцо, было ясно для всех и стало еще яснее после того, как стало известно, что подсудимому не позволили даже иметь адвоката.

Риенцо был вскоре приговорен к смертной казни, и приговор был объявлен ему…

Шуты и маг

Глава XII ВОЗВРАЩЕНИЕ

толяр Паоло Буффа, голодный и злой, что в последнее время бывало с ним нередко, медленно брел по людной рыночной площади. Несмотря на базарный день, ему не удалось купить ни соли, ни хлеба. Угрюмо глядя себе под ноги, он с тоской думал о том, как ни с чем вернется домой, к детям.

Вокруг потревоженным роем гудел народ. Слышались возгласы негодования, крепкая брань.

— Чтоб им сдохнуть, этим сенаторам! Вывезли все зерно из Рима!

— Так жить невозможно! Любое терпение лопнет.

— Теперь опять увеличат цену на хлеб, как недавно на соль!

— Будь прокляты, грабители! Нет на них управы.

— Дождутся, возьмемся за топоры!