Ринг за колючей проволокой

Два-три здоровяка в сопровождении лагерных полицейских и веселых дружков вваливались в барак и вызывали активистов. Прятаться бесполезно. И заступиться тоже было нельзя. Все делалось в виде игры. Зеленые предлагали своей жертве надеть боксерские перчатки:

— А ну-ка, надень. Посмотрим, как твой коммунистический дух помогает твоим костям держаться!

Надевал товарищ перчатки или отказывался от них, уголовникам было безразлично. Они все равно начинали избиения. Особенно с большим удовольствием бандиты Олесса избивали советских военнопленных. Здесь уголовники всячески изощрялись.

— Мы арийцы, — хвастались немецкие бандиты, — всегда били и будем бить русских.

— Советские свиньи могут драться только толпой, стадом. Настоящих бойцов у них нет!

Глава четырнадцатая

В канцелярии — шрайбштубе — после допроса и побоев Андрею на куртку и на штаны нашили мишени — белые кружки с красным сердечком. Такими мишенями в Бухенвальде отмечались наиболее опасные политические русские офицеры и заключенные, пойманные при побеге из плена. Так Андрей Бурзенко стал движущейся мишенью, флюгпунктом. Эта отметка позволяла охранникам стрелять в него без промаха при первом удобном случае.

Бурзенко перевели в другой барак — блок штрафников, где многие узники носили на своих костюмах роковые отметки. Стоило только заключенным отойти от места работы или чуть замешкаться при выполнении приказаний, как по ним без предупреждения открывали огонь.

Начались страшные дни. В четыре часа утра, после удара гонга, в барак, размахивая палками, врываются эсэсовцы:

— Хераус! Подъем!

Умирающих вытаскивают за ноги, живых поднимают ударами. Утренняя проверка «аппель» длится долго. Заключенные стоят без шапок по команде «смирно». Блок-фюрер монотонно выкрикивает номера узников. Эсэсовцы, прикрепленные к штрафному блоку, зорко следят за своими узниками. Стереотипные ответы заключенных следуют один за другим. И вдруг молчание. На очередной номер никто не отзывается. Блокфюрер и староста наводят справки. Все стоят не шелохнувшись. Через несколько минут становится известно, что номер такой-то ночью умер. Труп лежит на левом фланге.

Случается, что очередного номера не находят и среди умерших. Эсэсовцы объявляют тревогу. Начинаются поиски. Они иногда длятся несколько часов. И штрафники стоят на площади, ожидая решения коменданта.

Наконец выясняется — узник покончил жизнь самоубийством. Он бросился на колючую проволоку, через которую пущен ток высокого напряжения.

Проверка продолжается.

После «аппеля» завтрак. Не успеют узники проглотить еду, как их уже выстраивают в колонны и гонят на работу. Одних штрафников ведут чистить отстойники, других — канализационные трубы, третьих разносить навоз на эсэсовские огороды, удобрять землю.

Команда штрафников, в которую перевели Андрея, носила название «Новые ботинки». «Странное название», — думал Андрея, оглядывая угрюмо шагающих рядом новых товарищей. Только теперь он заметил, что у соседа справа ступни ног забинтованы. Забинтованы ноги и у соседа слева. Что это значит? Новая пытка?

Долго гадать не пришлось. Команду штрафников пригнали на площадку, огороженную со всех сторон деревянным забором. У невысокого здания стоят ящики. Капо, долговязый немец Пауль Фридман, которого, как узнал впоследствии Андрей, узники прозвали «Черный Изверг», и трое его помощников быстро открывают ящики. Андрей заметил, что у Пауля и его помощников на куртках нашиты зеленые треугольники — «венкеля». «Уголовные преступники, — вспомнил Бурзенко рассказы Ивана Пархоменко, — ну, добра не жди».

Эсэсовцы, попыхивая сигаретами, молча наблюдают за действиями зеленых. Те торопливо вытаскивают из ящиков ботинки. Новые, желтые. Грубая кожа лоснится на солнце, на подошве сверкают медные гвозди. Андрей видел такую обувь на фронте у немецких солдат. Неужели ее дадут заключенным?

Пауль выдает каждому узнику ботинки. И пару носков. Андрей сел на асфальт и сбросил свои деревяшки. С удовольствием натянул чистые носки и обулся. Ботинки были точно по ноге. Капо внимательно следил, чтоб никто не надел просторные башмаки.

«В таких можно прошагать не только через Германию, а через всю Европу», — думал Андрей, вспоминая, как месяц назад он прошел сотни километров босиком. Вначале ему показалось приятным, что ботинки плотно облегают ногу. Правда, они были грубы. Даже очень. Андрей сделал несколько шагов. Толстая подошва почти не гнулась. Грубый верх на изгибах больно давил на тыльную поверхность ступни, чуть повыше пальцев. И стало ясно, что носить ботинки будет несравненно трудней, чем деревянные колодки с брезентовым, мягким верхом. «Ничего, это на первых порах, пока разносятся, — решил Андрей, — а потом ходить в них будет одно удовольствие!»

Когда заключенные обулись, началась маршировка. Сначала шагали строем, четко отбивая шаг, потом цепочкой по кругу, а затем последовала команда:

— Бегом!

Бежать было дьявольски тяжело. А долговязый капо взмахивал длинной плетью из воловьих жил и хлестал по спинам и лицам заключенных.

— Шнель! Шнель! Быстрее!