Рип ван Винкль (RIP VAN WINKLE)

The moment Wolf entered the house, his crest fell, his tail drooped to the ground, or curled between his legs, he sneaked about with a gallows air, casting many a sidelong glance at Dame Van Winkle, and at the least flourish of a broomstick or ladle, he would fly to the door with yelping precipitation.	Стоило Волку переступить порог дома - и облик его сразу преображался: понурый, с опущенным в землю или зажатым между ног хвостом, крался он с видом преступника, то и дело бросая косые взгляды на хозяйку ван Винкль и при малейшем взмахе метлы или уполовника с воем и визгом кидаясь за дверь.
Times grew worse and worse with Rip Van Winkle as years of matrimony rolled on; a tart temper never mellows with age, and a sharp tongue is the only edged tool that grows keener with constant use.	С годами семейная жизнь Рипа становилась все тягостнее. Дурной характер никогда не смягчается с возрастом, а острый язык -единственный их всех режущих инструментов, которые не только не притупляется от постоянного употребления, но, наоборот, делается все острей и острей.
For a long while he used to console himself, when driven from home, by frequenting a kind of perpetual club of the sages, philosophers, and other idle personages of the village, which held its sessions on a bench before a small inn, designated by a rubicund portrait of his Majesty George the Third.	Будучи принужден частенько покидать домашний очаг, Рип мало-помалу привык находить отраду в посещении, так сказать, постоянного клуба мудрецов, философов и прочих деревенских бездельников. Клуб этот заседал на скамье у небольшого трактира, вывеской которому служил намалеванный красною краской портрет его королевского величества Георга III.
Here they used to sit in the shade through a long, lazy summer's day, talking listlessly over village gossip, or telling endless, sleepy stories about nothing.	Здесь просиживали они в холодке нескончаемый летний день, бесстрастно передавая друг другу деревенские сплетни или сонно пережевывая бесчисленные "истории ни о чем".
But it would have been worth any statesman's money to have heard the profound discussions which sometimes took place, when by chance an old newspaper fell into their hands from some passing traveller.	Впрочем, иным государственным деятелям стоило б выложить хорошие денежки, чтобы послушать глубокомысленные дискуссии, возникавшие порой между ними, когда какой-нибудь случайный проезжий снабжал их старой газетой.
How solemnly they would listen to the contents, as drawled out by Derrick Van Bummel, the school-master, a dapper learned little man, who was not to be daunted by the most gigantic word in the dictionary; and how sagely they would deliberate upon public events some months after they had taken place.	С какою торжественностью внимали они тогда неторопливому чтению Деррика ван Буммеля, школьного учителя, маленького и опрятного ученого человечка, который не запнувшись мог произнести самое гигантское слово во всем словаре! С какою мудростью толковали они о событиях многомесячной давности!
The opinions of this junto were completely controlled by Nicholas Vedder, a patriarch of the village, and landlord of the inn, at the door of which he took his seat from morning till night, just moving sufficiently to avoid the sun, and keep in the shade of a large tree; so that the neighbors could tell the hour by his movements as accurately as by a sun-dial.	Общественным мнением в этом высоком собрании заправлял Николае Веддер, патриарх деревни и владелец трактира, у порога которого он восседал с утра до ночи, передвигаясь ровно настолько, сколько требовалось, чтобы укрыться от солнца и остаться в тени могучего дерева, так что соседи, наблюдая его движения, могли определять время с такою же точностью, как если бы перед ними были солнечные часы.
It is true, he was rarely heard to speak, but smoked his pipe incessantly.	Правда, голос его можно было услышать не часто, зато трубкой своей он дымил беспрерывно.