Правдиво себе признавшись в так долго тянувшейся житейской трусости, в удобной изоляции, где она отсиживалась, Катерина Воронцова, не откладывая ни на мгновение, начинала новую жизнь!
Хватит, насиделась!
Менять! Немедленно! Кардинально! Да что угодно!
А хотя бы принятые в социуме правила игры между мужчинами и женщинами!
Нет! Это она, Катерина Воронцова, решит, спать ей с тобой или нет, расставаться и когда! Вот так!! И пусть она наделает глупостей, и с удовольствием! И пусть потом расхлебывать последствия!
Но это ее глупости и ее последствия!
И из этого состоит полноценная жизнь! Ты ошибаешься, рискуешь, совершаешь ошибки, получаешь тумаки и шишки, расхлебываешь последствия, каешься – но ты живешь! И никогда не скажешь себе: «Я побоялась рискнуть!»
Так, хватит дышать воздухом несвободы!
«Твою мать! – думал Тимофей, лежа в гостевой спальне, слыша все ее манипуляции с дверьми. – Вот и все! Отдал ты свою девочку!»
Он не сомневался и знал: настанет такой момент, и все, что она годами сдерживала – характер, эмоции, чувства, – выстрелит, да так, что разнесет все вокруг, зацепив осколками окружающих.
И что тогда останется ему?
Она и останется, другая, у которой появится самый близкий мужчина, ближе, чем он, Тимофей, а он отодвинется на второй план.
Нормально. Жизнь.
Только очень хотелось напиться и завыть! Девочка повзрослела, и девочка ушла!
Катерина постояла у дверей квартиры Бойцова и набрала номер его сотового, записанный в памяти телефона, когда болела Соня, на экстренный случай.
Экстренным оказался ныне вытворяемый Катериной случай!
– Открой мне дверь! – приказала Катерина, когда он ответил, и сразу нажала «отбой».
Чтобы самой не передумать и не сбежать и ему не дать возможность говорить, задавать вопросы, удивляться, возмущаться, отказываться – любые варианты словесные.
Отпираемый дверной замок прогремел на всю лестничную ночную тихую благодать. Бойцов распахнул дверь, Катерина шагнула в прихожую.
– Мы не будем ни о чем разговаривать! – решительным, приказным шепотом распорядилась она. – Ни ты, ни я не готовы поражать друг друга откровенными признаниями. Да и не желаем этого. Я просто хочу все повторить!
Нежно. Словно извинялся.
Подхватил на руки и унес в свою кровать.
Они не разговаривали, как и просила Катерина, но то, что происходило между ними, было сильнее, глубже, пронзительней и отчаянней, чем первый раз.
Словно они прощались навсегда и стремились запомнить каждую секунду, каждое движение, вздох, крик, тепло и вкус кожи.
В этом обладании друг другом разливалось столько сжимающей сердце осознанности прощания, что у Кати наворачивались и сами собой катились слезы.
Он нежно, долго покрывал поцелуями ее лицо, шею, все тело до кончиков пальцев на ногах, она переворачивала его, перехватывала инициативу и проделывала с ним то же самое. Он не выпускал ее из объятий, когда брал, и смотрел в глаза, а она даже на самом излете не отводила взгляда.
И он подчинялся. Если сложится – то потом!
…У Катерины зазвонил сотовый в кармане шелковых шорт, откинутых в процессе нетерпеливого раздевания неизвестно куда.
– Да выключи ты его, – предложил Кирилл.
Это были его первые слова с момента прихода Катерины.
Она посмотрела на него откровенно удивленным взглядом, даже брови приподняла, так удивилась.
– Что? – спросил он на ее преувеличенное удивление.
Катя не ответила. Нашла шорты, торопливо отыскала и вытащила из кармана телефон.
– Да.
– Катерина Анатольевна! У Сизова открылось кровотечение! – взволнованно сообщила дежурная медсестра Оленька.
– Состояние?
Как на бой.
«Я идиот!» – констатировал самодиагноз Бойцов.
Как вообще можно было подумать, уверить себя, предположеньице толкнуть, что эта женщина обыкновенная?
По какой такой обезьяньей мужской привычке и логике он всех женщин меряет привычным аршином, приписывая им одинаковость желаний, мотиваций, поступков с небольшой поправкой на интеллект и среду обитания?
Ведь козлу было понятно с самого начала, что она из всех рядов выходец!
Начиная с ее колдовских, глубоких, все понимающих глаз, с абсолютной искренности в постели, без грамма притворства, без озабоченности только своим удовлетворением и без потакания мужскому самолюбию!
Да даже то, что он стал ее первым мужчиной, уж точно не потому, что претендентов до ее прекрасного тела не имелось! Другое тут – она выбрала того, с кем почувствовала себя созвучной, кого захотела сама!
– Оля, спокойно! – строго отчитала она говорившую. – Готовьте операционную. Я еду. – Отключившись, повернулась к Кириллу. – Мне надо ехать.
– Я тебя отвезу, – выскочил из постели из своих умозаключений Бойцов.
– Не надо. Тебе через пару часов на работу. Я возьму такси.
– Я отвезу! – отрезал Бойцов. – Только оденусь и возьму ключи.
Катерина молча кивнула, соглашаясь: настаиваешь – вези! Не до тебя!
– Я переоденусь, спускайся, – сказала, выходя за дверь.
Свою дверь она открывала, забыв о конспирации и чутком Тимофеевом сне, громко и быстро.
– Что случилось? – спросил Тимофей, успевший на звук открываемого замка не только встать, но выйти ей навстречу.