Один из многих фильмов об Олеге Янковском называется «Олег Иванович и другие». И это абсолютно справедливо. Справедливо по совокупности героев 80–90-х, им сделанных в кино, на телевидении, и в театре Ленком. Актер огромного диапазона, если хотите, наш Роберт Де Ниро, хотя всякие сравнения подобного рода весьма условны и звучат безвкусно и провинциально. Господь отпустил Олегу щедро, можно было бы даже сказать — расточительно, если бы семена не упали на благодатную почву. Янковский работал и работает всегда. Трудоголик. Поразительная внешность. Красив до неприличия. Ему к лицу и фрак, и немецкий мундир 40-х годов. Он смотрится в костюме эпохи Свифта и Льва Толстого. Но вот что поразительно — может сыграть русского алкаша, хитрого проходимца-функционера совковой выделки и три головы дракона в «Драконе» Шварца. У этого актера потрясающее чувство юмора. Единственный, кто смешно сыграл в неудачном фильме «Ревизор» судью Ляпкина-Тяпкина, пересмешив всех, кто там старался — и Никиту Михалкова, и Марину Неелову, и даже Евгения Миронова. Олег одинаково убедителен в трагической роли в замечательной ленте Михаила Абрамовича Швейцера «Крейцерова соната», где он сыграл человека на грани сдвига, и в роли благородного, влюбленного ученого, пушкиниста в фильме Романа Балаяна «Храни меня, мой талисман». Он, как никто, держит крупный план без единого слова текста. Понятен, если хотите, единственен выбор Тарковского в фильме «Ностальгия». Кто, кроме Олега, мог бы ничтоже сумняшеся переться с зажженной свечой через весь пустой бассейн с не вполне нам ясной целью к некоему богу, к некоей вере? Тема «Сталкера» блестяще сыграна Александром Кайдановским. Но в «Сталкере» и сценарий покрепче, попонятнее, по крайней мере, мне лично. Но не суть. В наших размышлениях о феномене Янковского важнее другое — беспримерное чувство камеры. Другого такого случая не знаю. Олег живет с камерой, спит с камерой, любит камеру, а она отвечает ему взаимностью.
Ну ладно — немой, бессловесный, длинный, добавим от себя, спорный, скучный эпизод со свечой в «Ностальгии». Но в «Крейцеровой сонате» его герой болтает без умолку на крупном плане. Один монолог на крупешке сменяется другим, не менее длинным, не менее трудным для произнесения и безо всякого внешнего действия. Поблескивают очки, очечки, а над ними эти безумные рысьи глаза Янковского. И он говорит, говорит, говорит. Такого я в большом кино не видел, не встречал. Это ведь в конце концов не стихи перед камерой на крупном плане читать, что тоже достаточно трудно — по себе знаю. Нет, здесь играть надо, и не для телевидения, а для большого экрана.
Когда я увидел в самом большом кинотеатре Москвы «Россия», ныне «Пушкинский», лицо Олега во весь экран и поразился тому, что он сумел сделать в этом очень понравившемся мне фильме Швейцера, я позвонил режиссеру, чтобы выразить мои восторги. Михаил Абрамович, поблагодарив, сказал: «Вы, Миша, позвоните Олегу. Он, кажется, не вполне уверен в сделанном нами». И в самом деле, когда я с присущей мне, как считается, гимназической, но не наигранной горячностью стал выдавать на гора коллеге заслуженные им комплименты, Олег, хотя, наверное, ему, как всякому актеру, было приятно, выслушал меня с некоторым недоверием. «Олег, — сказал я, — на мой взгляд, это твоя лучшая роль в кино. Это вышка». — «Ты преувеличиваешь, Миша. Я как-то не уверен, не знаю». — «Олег…» — «Нет, я понимаю, что фильм неплохой, достойный. Швейцер все-таки не хухры-мухры. Но я, кажется, просрал». Олег не кокетничал. Он в самом деле в этот момент недопонимал, что сотворил в картине Швейцера. Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь. «А вообще, — сказал я, — иди ты, знаешь, куда? Когда-нибудь поймешь». Не знаю, помнит ли Олег Иванович, этот счастливчик-джинн, об этом нашем давнем разговоре. Не уверен. Мне-то он запомнился хорошо. Я даже записал его в свой дневник тех лет. А затем была вручена создателям этой ленты Государственная премия. Фильм стал классикой отечественного кино. И что, бесспорно, одна из немногих действительно удачных экранизаций произведений Льва Толстого, к тому же сложнейшего его сочинения «Крейцерова соната». Сомнения Олега Ивановича можно понять. Фильмы Швейцера, как теперь сказали бы, элитарны, не для всех — это уж точно. Остается сегодня лишь ностальгически вздохнуть о тех временах, когда находились деньги на производство подобных фильмов. И трижды вздохнуть о том, что продукция такого рода могла демонстрироваться на экранах одной шестой. И что публика ходила на подобное. Ну пусть не валом валила, как на те же «Полеты во сне и наяву» или «Влюблен по собственному желанию» с тем же Янковским. Но ведь ходила и смотрела в той же «России» «Гамлета» со Смоктуновским, «Девять дней одного года», «Сталкер» и «Зеркало» Тарковского, где в роли отца режиссера, поэта Арсения Тарковского Олег Янковский был чрезвычайно похож на молодого поэта и выглядел весьма убедительно.