Рисунки на песке

А что наш киногерой — Олег Янковский? Ему-то что было делать? Разумеется, играть. И он играл. Олег — стойкий оловянный солдатик. Говорю это безо всякой иронии. Он каким-то образом продолжал оставаться героем и этого, «смутного», времени. Этим не может похвастаться никто. Олег умудрился не только не вляпаться ни в одно дерьмо, он не участвовал ни в одном безобразии. Фортуна была к Янковскому на удивление и зависть безмерно благосклонна. Успев еще до окончательного развала — 91-го года, сняться в «Драконе» Шварца — Марка Захарова, сыграть во Франции в фильме Александра Адабашьяна «Мадо, до востребования», он в начале 90-х, как многие другие, испытал чувство растерянности: куда пойти, куда податься сироте? И тут актер получает предложение поучаствовать в театральном проекте во Франции. Олег принимает предложение французского режиссера Клода Режи, собравшего в свой спектакль «Падение» по английской пьесе Клашара актеров из Швеции, Германии, Англии… Играть надо было по-французски. Наш герой, разумеется, во французском ни ухом ни рылом. Знакома мне эта ситуация — ведь надо играть на чужой сцене, на чужом, неведомом языке, выучивая и запоминая ранее неведомые слова. В том же, 91-м году, я в Израиле учил роль Тригорина на иврите. Учил, как и Олег, в сжатые сроки — три месяца были у меня. Боже, что это за ужас! Кровь, пот, слезы, страх, абсурд. Однако мы оба сыграли наши роли: я — на иврите, он — по-французски. Надо сказать, что у моего друга и по-русски-то с дикцией не все в порядке. Помню, когда в 82-м году я ставил на телевидении фильм-спектакль по комедии Островского «Последняя жертва», фильм назывался «Попечители», где Олег Иванович замечательно играл Дульчина, я умолял его правильно выговаривать слово «кредит». На беду, оно в этой пьесе, где многое про деньги, играет немаловажную роль, неоднократно повторяется ловкачом и авантюристом Дульчиным — «кредит». У Олега Ивановича есть тенденция сокращать гласные. Оттого «кредит» в его артикуляции звучит без гласных — «крдт», с каким-то татарским оттенком. «Олежка, умоляю, скажи „кредит“. Ты же русский дворянин, а не Чингисхан». Мой друг смеялся: «А что, опять не сказал?» — «Нет. Ну давай еще один дубль. Мы же пишем звук вчистую, не озвучишь». Олег без тени обиды или недовольства выполняет мою просьбу. Как все истинно талантливые люди, Янковский лишен амбициозности. Его талант выше его амбиций. Амбиции выше таланта — свойство дураков. Тот оберегает величие, кому оно не дано. Ему дано. Оттого не обижается. Обижаются только горничные. Олег — генетический аристократ. Уж не знаю, семья ли, польская или дворянская кровь, или просто дар Божий.

Я давно хорошо знаю и люблю старшего брата Олега Славу Янковского, народного артиста СССР, играющего в Минске. Знаком со средним братом Николаем, проживающим в Саратове. Но не в обиду им будет сказано, и несмотря на то, что все Янковские красивы и безмерно одарены, этот младшенький — чудо. Меня можно заподозрить во влюбленности в нашего героя и, пожалуй, причислить к голубой дивизии. Но тот же Олег отметет сии предположения. Мы с ним по другой части. Чтобы снизить пафос моих диферамбов в адрес Янковского, скажу, что мы часто хохмим друг над другом, и оба не чужды и иронии, и самоиронии. У Олега в один период, когда мы довольно много работали вместе и в Ленкоме, и в кино, и на телевидении, и даже на эстраде от общества книголюбов в 80-е годы, было такое выражение: «Пролетаю, как фанера над Парижем». Что оно означает? Многое. Гастролируем с ним вдвоем где-то на Кубани. На сцене рассказываем, отвечаем на многочисленные вопросы публики. Олег показывает ролики из своих фильмов. Я, по обыкновению, читаю стихи. Как-то Олег, желая похвалить кого-то из коллег, — он вообще необыкновенно добр, — говорит об этом коллеге: «Вы знаете, товарищи, его Моцарт облизал». Я, находящийся тут же на сцене, чуть со стула не упал. Все-таки от общества книголюбов башляемся. Потом говорю ему: «Старик, что этот артист, мороженое, что ли? — Моцарт облизал». — «Кончай, Мишка, всем же понятно, что я хотел сказать. Поцеловал». — «Олег, мать твою, Моцарт никого, кроме баб, не целовал. Бог поцеловал — так говорят». Смеется, смеется беззлобно.