Рисунок с уменьшением на тридцать лет

Высокая, хорошенькая, не очень уклюжая кудрявая девочка без ярко выраженного интереса к представителям мужской школы, что находилась неподалеку от нашей, женской, в том же незабвенном Колпачном переулке, она с доброжелательным интересом и всеохватной любознательностью вникала в подробности любовных историй своих подруг.

Какая-то уникальная подвешенность языка, постоянная готовность по любому поводу сказать не только умную, но красивую речь; могла и взболтнуть, приврать, приукрасить и тут же с честью выкрутиться – уличить было поистине невозможно. Могла что-нибудь сморозить, невзначай обидев того, кому неведома самоирония. Тут же отступиться, раскаяться…

Громкий, подчас казавшийся командным голос не следовало воспринимать всерьез – сбить ее с него, свести к адекватному пониманию ситуации легко было самой нехитрой логикой.

Отсутствие интереса к мелким интрижкам в школьные годы – вот уж не была мальчишницей – однажды, несколькими годами позже, обратилось пылкой влюбленностью, а потом и любовью к обаятельному повесе, красавцу-волоките, эдакому Анатолю Курагину, которая подарила подруге десяток счастливых лет жизни, красавицу-дочь и трех внуков. Два старшеньких, живших с ней одним домом и взросших под ее интеллектуальным руководством, не только являли в содружестве с ней альянс «бабушка-внуки», но состояли в подлинной, равноправной дружбе со своей умной прародительницей…

Как странно, как странно говорить о тебе, подруга, в прошедшем времени. Оказалось, намного, – не на одну подругу – стало меньше; ты была больше, чем одна подруга. В отличие от тебя, не принимаю, бунтую, страдаю, слышу твой голос, постоянно вижу тебя так… и так… и в таком повороте… и сидящей нога на ногу… и громко смеющейся… и кивающей головой в знак согласия… и с удовольствием, со здоровым аппетитом трапезничающей… и спорящей… и читающей, читающей, читающей – всегда и везде, что бы ни происходило вокруг. Всегда обаятельной, остроумной, всегда оптимистичной. Кто бы ни обидел. Всегда благодарной любимому солнцу и нелюбимому дождю. Никогда – плачущей.

Я же плачу и не нахожу утешения. И не выбрасываю из записной книжки номер твоего телефона. И жду звонка. Позвони…

Черно-белое фото

И.Шалито

Черно-белое фото. На самом деле на нем нет ни черного, ни белого. Все серое, светлей или темней. Серое море с белесой пеночкой на хребте небольшой волны. Светло-серое небо с почти белыми взбитыми облаками. Серый пляж с галькой – еще той, обкатанной морем, хранящей в своей перекатывающейся массе сердолики, халцедоны и куриные божки с еле заметными туннельцами счастья.

Левый угол фотокадра увековечил серый деревянный столб – опору серого деревянного навеса – и спины двух неизвестных, в серых купальниках женщин, подтянувших к носам колени.

Столб, похоже, именно тот, в который кто-то в незапамятные времена вбил длинный заурядный гвоздь; на него можно было вешать полотенце, халат, купальник и авоську с купленным на базаре виноградом; гвоздем кто попало не пользовался, потому что для непосвященных он был неприметен, – непосвященные сваливали причиндалы прямо на гальку, и ничего страшного в этом не было. Но все же пользователи гвоздя чувствовали себя в некотором роде старожилами, хозяевами пляжной жизни…

Женщина в черном купальнике (это самое черное из всего, что есть в кадре, хотя не исключено, что купальник вовсе не был черным) с сильными, длинными, нарядными ногами застыла вполоборота, чуть склонившись над кромкой воды и над мальчиком, лежащим на животе в воде у самого берега.

Темные волосы женщины собраны на затылке, в профиле угадывается улыбка, обращенная к мальчику, морю, небу, южному лету. Мальчик протянул вперед две руки – видимо, к собачке, которая, чуть склонив набок голову, стоит на берегу, – бубликом хвостик, треугольничками ушки…

Черно-белый кадр одного момента одного из очень давних дней, один из многих кадров, вслед за которыми были еще и еще, а вслед за этими – еще и еще. Уйма прошедших дней, постепенно менявших специфику сиюминутного существования… Уйма фотокадров…

Итак, один из моментов давно прошедшей жизни. Серо-белый гребешок волны. Мальчик с вытянутыми вперед руками. Собачка с недвижным бубликом хвоста. Женщина в темном купальнике с парой удивительных ног. Деревянный столб – атлант, подпирающий солнцезащитный навес, с гвоздем для авоськи с виноградом…

Один из фотокадров, после которых были еще и еще. А за этими – еще и еще. Уйма прошедших дней, постепенно менявших специфику сиюминутного существования…