Читаем Рисунок с уменьшением на тридцать лет полностью

Ни одно предновогодье не казалось Катерине столь мистическим, как это. Неужели через несколько часов наступит непостижимо длинный срок, когда все даты будут начинаться словами «две тысячи»? И когда-нибудь так же, как эти, истекут последние сутки две тысячи девятьсот девяносто девятого года?.. Странное состояние. Всё время бьёт мелкая дрожь…

В знакомом дворе, как всегда, тихо, пусто, пахнет старыми стенами. Отремонтированные и покрашенные качели, чуть припудренные снежком, покачиваются, как часовой маятник. «Ветер, ветер, ты могуч», – произнесла Катерина вслух, посмотрев на мятежное небо: казалось, снежные тучи, несущиеся с юга на север и с севера на юг, того гляди столкнутся и высекут небывалую молнию, которая сожжёт вселенную.

Подняв глаза, Катерина увидела весёлое лицо братца, машущего ей из окна, а на ветках дерева, дотянувшегося до окон отцовской квартиры, – гирлянду разноцветных, мигающих, качающихся вместе с ветками огоньков.

Дверь открыл Кирюшка. Из кухни вышла Сашенька, руки у неё были по локоть в муке. Катерина поцеловала мачеху.

– Неужели сама пироги печешь? А почему не заказала у Худяковых? (На Яузском бульваре недавно открылась кондитерская Худяковых, возродившая искусство рулетов с маком).

– Решила всё сделать по старинке: возня, пуховое тесто, запах на весь дом.

– Я тебе сейчас помогу.

Отца дома не было – он поехал в Коломну за бабушкой, которую уговорили встретить этот единственный в своем роде Новый год в Москве.

У окна стояла украшенная в лучших традициях дома ёлка – чего только на ней не было! Хлопушки всех размеров и мастей с сюрпризами, шоколадные фигурки, маленькие куколки в пышных юбочках от художницы из Саратова, чёрные шары с мерцающими звездами из Парижа, множество разноцветных лампочек, отражающихся и умножающихся в специальных отражателях. Над верхушкой, едва касаясь её пухлым нейлоновым животиком, парил розовый ангел, трубя в рожок благую весть. Электрические провода тянулись за окно; мигающая гирлянда обвила, опутала голые ветви высокого, худого дерева, не давая ему погрузиться в сгущающиеся таинственные сумерки.

Около пяти вечера в дверь позвонили. «Ура! Папа!» – крикнул Кирюшка и первым бросился в переднюю…

…Волнуясь, подошла Людмила вместе с мужем к знакомому подъезду – скоро двадцать лет, как они выехали из этого дома. Он стал другого цвета, в подъезде красивые двери. Как завидовала Людмила одноклассникам, жившим в километровых коммуналках бывших доходных домов – шикарные лифты с зеркалами, просторные лестницы, лепные потолки, ванные комнаты…

Дверь подъезда мягко захлопнулась за ними. А это что? Мусоропровод? Да так расписан, будто зимний сад пророс через все этажи! Людмила немного запыхалась, приостановила восхождение и вдруг так явственно, будто не минуло столько лет, увидела старого отца, бегущего по этой лестнице и громко напевающего очередную арию. Защемило – несмотря на современный шик, всё до боли знакомо. Промежуток времени как бы выпал в осадок вместе с мужем и сыном (хотя и они провели в этом доме несколько лет), явив прозрачность текущего момента – идёт к себе домой. Маленькая девочка, вечна мучимая раздвоением: у неё совсем старый отец, он годится ей в прадедушки, тогда как у всех – молодые папы, которые утром уходят на работу, а вечером возвращаются, многие – выпивши. Её же папочка не пьёт, а поёт и вместо работы играет в шахматы на бульваре; она и любит его, и раздражается, дерзит, когда он просит её вместе с ним спеть сусальную немецкую песенку. Но страдает, когда сидящие врастопырку у подъезда бабки смеются ему вслед, нисколько не смущаясь её, Людмилки, которая прыгает рядом с ними по расчерченным на каменистой земле «классам». Она так устала от вечного борения чувств, что когда отца переложили с дивана в гроб и навсегда увезли из дома, она почувствовала облегчение. Но после этого в доме воцарилась такая беспросветная тоска, что, как говорили взрослые, хоть головой в омут…

– …Что ты сказал? – Людмила вздрогнула, возвращённая к действительности голосом мужа. – Соседке?.. Светке?.. Да, расскажу, ей будет интересно…

Открывший дверь «Ромео» немного запнулся – думал, отец; потом, догадавшись, весело крикнул:

– Катя! Гости пришли!

Отец с бабушкой появились в восьмом часу. Бабушка еле отдышалась после крутой лестницы, потом принялась раздавать подарки – полотенца и салфетки ручной работы коломенских мастериц. «Ахи» и «охи» восторгов прыгали, как мячики, ударяясь то в пол, то в потолок…

Подсознательно все старались суетой заморить червячка, который мучил каждую душу – не роковые ли минуты в сем мире наступают. Уж больно настораживала цифра «2000»…

И вдруг квартира стала наполняться чадом. Переглянувшись и потянув воздух носами, гости и хозяева улыбнулись, про себя же подумали: «Началось…».

Перейти на страницу:

Похожие книги