Ни одно предновогодье не казалось Катерине столь мистическим, как это. Неужели через несколько часов наступит непостижимо длинный срок, когда все даты будут начинаться словами «две тысячи»? И когда-нибудь так же, как эти, истекут последние сутки две тысячи девятьсот девяносто девятого года?.. Странное состояние. Всё время бьёт мелкая дрожь…
В знакомом дворе, как всегда, тихо, пусто, пахнет старыми стенами. Отремонтированные и покрашенные качели, чуть припудренные снежком, покачиваются, как часовой маятник. «Ветер, ветер, ты могуч», – произнесла Катерина вслух, посмотрев на мятежное небо: казалось, снежные тучи, несущиеся с юга на север и с севера на юг, того гляди столкнутся и высекут небывалую молнию, которая сожжёт вселенную.
Подняв глаза, Катерина увидела весёлое лицо братца, машущего ей из окна, а на ветках дерева, дотянувшегося до окон отцовской квартиры, – гирлянду разноцветных, мигающих, качающихся вместе с ветками огоньков.
Дверь открыл Кирюшка. Из кухни вышла Сашенька, руки у неё были по локоть в муке. Катерина поцеловала мачеху.
– Неужели сама пироги печешь? А почему не заказала у Худяковых? (На Яузском бульваре недавно открылась кондитерская Худяковых, возродившая искусство рулетов с маком).
– Решила всё сделать по старинке: возня, пуховое тесто, запах на весь дом.
– Я тебе сейчас помогу.
Отца дома не было – он поехал в Коломну за бабушкой, которую уговорили встретить этот единственный в своем роде Новый год в Москве.
У окна стояла украшенная в лучших традициях дома ёлка – чего только на ней не было! Хлопушки всех размеров и мастей с сюрпризами, шоколадные фигурки, маленькие куколки в пышных юбочках от художницы из Саратова, чёрные шары с мерцающими звездами из Парижа, множество разноцветных лампочек, отражающихся и умножающихся в специальных отражателях. Над верхушкой, едва касаясь её пухлым нейлоновым животиком, парил розовый ангел, трубя в рожок благую весть. Электрические провода тянулись за окно; мигающая гирлянда обвила, опутала голые ветви высокого, худого дерева, не давая ему погрузиться в сгущающиеся таинственные сумерки.
Около пяти вечера в дверь позвонили. «Ура! Папа!» – крикнул Кирюшка и первым бросился в переднюю…
…Волнуясь, подошла Людмила вместе с мужем к знакомому подъезду – скоро двадцать лет, как они выехали из этого дома. Он стал другого цвета, в подъезде красивые двери. Как завидовала Людмила одноклассникам, жившим в километровых коммуналках бывших доходных домов – шикарные лифты с зеркалами, просторные лестницы, лепные потолки, ванные комнаты…
Дверь подъезда мягко захлопнулась за ними. А это что? Мусоропровод? Да так расписан, будто зимний сад пророс через все этажи! Людмила немного запыхалась, приостановила восхождение и вдруг так явственно, будто не минуло столько лет, увидела старого отца, бегущего по этой лестнице и громко напевающего очередную арию. Защемило – несмотря на современный шик, всё до боли знакомо. Промежуток времени как бы
– …Что ты сказал? – Людмила вздрогнула, возвращённая к действительности голосом мужа. – Соседке?.. Светке?.. Да, расскажу, ей будет интересно…
Открывший дверь «Ромео» немного запнулся – думал, отец; потом, догадавшись, весело крикнул:
– Катя! Гости пришли!
Отец с бабушкой появились в восьмом часу. Бабушка еле отдышалась после крутой лестницы, потом принялась раздавать подарки – полотенца и салфетки ручной работы коломенских мастериц. «Ахи» и «охи» восторгов прыгали, как мячики, ударяясь то в пол, то в потолок…
Подсознательно все старались суетой заморить червячка, который мучил каждую душу – не роковые ли минуты в сем мире наступают. Уж больно настораживала цифра «2000»…
И вдруг квартира стала наполняться чадом. Переглянувшись и потянув воздух носами, гости и хозяева улыбнулись, про себя же подумали: «Началось…».