Рисунок с уменьшением на тридцать лет

Прибежавшая в кухню Сашенька застала там вырывающийся из духовки, где запекался новогодний гусь, огненный столб с чёрным хвостом, устремившимся к белому потолку. Обмотав руку мокрой тряпкой и прикрыв глаза, испуганная женщина кое-как дотянулась до вентиля и погасила духовку. Огонь, однако, не унимался, дым ел глаза, в духовке шипело и трещало, ядовитая копоть, добравшаяся-таки до потолка, с удовольствием уничтожала его белизну.

Войдя в комнату, Саша как можно спокойнее сказала: «Там пожар». Присутствующие, хотя и выгоняли дым всеми силами через все форточки, восприняли появление хозяйки с сажей на лице и улыбкой сквозь слёзы как начало новогоднего представления и засмеялись («Может, сегодня так надо?»).

Между тем не уместившийся на противне жидкий, горячий гусиный жир продолжал стекать вниз, добавляя масла в огонь, так что прибежавшему из ванны недобрившемуся отцу пришлось немало потрудиться, чтобы предотвратить «конец света». Забив насмерть огонь сорванной с окна занавеской, он твёрдой рукой разрезал гуся на порции, сложил их в кастрюлю и поставил на плиту тушиться на медленном огне, к вящему разочарованию Кирюшки, которому была обещана роль гусеносца целостной румяной гусиной туши.

Однако всё хорошо, что хорошо кончается, и пора было усаживаться за стол. «Какая стала жизнь красивая», – вздохнула бабушка, глядя на горки салатов, ломтики красной и белой рыбы, колбасы и соленья, вазы с фруктами и конфетами, дымящиеся в плетёнке пироги…

Часовые стрелки всех циферблатов обходили последний круг. Все ответственней становилась роль минутных, секундные готовились к финишу…

И вот… Все стрелки всех часов соединились! Зазвонили колокола, забили куранты, сдвинутые бокалы с ледяным шампанским издали единый глухой звук, который вылетел из окон, врезался в сверкающие сугробы бульвара и замер. И сугробы, и ватный, уткнувшийся в снег звук принадлежали уже 2000 году…

Никто, кроме бабушки, спать не ложился. Отведав протушившегося до полной мягкости гуся, оделись нараспашку и пошли вниз по лестнице, призывно стуча в каждую квартиру – заранее договорились вместе со всеми отметить невиданный праздник танцами во дворе. Развеселились, расшумелись, развизжались, расслабились – вроде бы пересекли рубеж без потерь; наступали на полы длинных платьев, пальцы босых ног (две не в меру разгорячившиеся девушки вышли во двор босиком); сплетались в клубки по несколько человек; кто-то повалился на снег да так и лежал, глядя в тёмное небо.

Радостная музыка в сопровождении разноцветных ракет летела вверх, всё выше и выше, пока не повстречалась со снегопадом, который медленно, торжественно, опускаясь всё ниже и ниже, приблизился к земле, загасил фейерверк и вскоре накрыл всю земную суету одним огромным сугробом. Блестевшие от веселья и таявшего снега глаза и волосы, застывшие ноги – все это потянулось в два подъезда и разошлось по квартирам.

Кирюшка усадил всех перед белым экраном и показал свой фильм – запечатлел все старинные здания района. Показ сопровождал остроумными комментариями, так что никто не уснул…

Когда рассвело, снегопада как не бывало, но всё – «двор и каждая щепка, и на дереве каждый побег», как полвека назад, в прошлом тысячелетии, сказал поэт, – было в снегу.

«Сном не успевши забыться», Людмила в сопровождении мужа вышла во двор, который был бел, пуст, тих и мал. Где умудрялись они очертить большой круг для лапты? Да по два десятка бабок сидели рядком, да ещё мужики, тут же стоя в кружок, ругались, да вражеские компании из других подъездов в свои игры играли… Уму непостижимо…

Их следы на свежем снегу были первыми, если не считать маленьких, что слева направо ровной цепочкой пересекли двор. У второго подъезда, на очищенной от снега скамейке, подняв воротник и скукожившись, сидела женщина. Справа, на их половине двора, прижавшись лбом к дому, стоял на коленях мальчик и, прикрыв варежкой правый глаз, левым вглядывался в малюсенькое отверстие в нижней части цоколя. И тут Людмила поняла, что подвальных окон – нет…

Утром в пустынный двор, где на свежем снегу ещё не было ни одного следа – не ступала нога человека, – вышла красивая, угрюмая, невыспавшаяся мамаша, чтобы погулять со своим шестилетним сыном, который собирался вместе со взрослыми встречать Новый год, да нечаянно заснул, а посему проснулся рано и потребовал причитающуюся ему по праву утреннюю прогулку. Поёживаясь и беспрестанно зевая, мамаша стряхнула снег со скамейки, уселась на байковое одеяло, которое захватила из дома, и задремала, сунув лицо в воротник шубы.