Рисунок с уменьшением на тридцать лет

Наплававшись, с чувством глубокого удовлетворения, с урегулированным тепловым балансом организма, когда в жару не жарко, а в холод не холодно, она зашла в буфет, где стояла небольшая очередь. Ничто в этот день не могло нарушить гармонии жизни, и она спокойно разглядывала витрину, намечая трапезу и колеблясь между маленьким салатом и большим пирожком с капустой.

Вдруг стоявший перед ней мужчина оглянулся, улыбнулся, как старой знакомой, и спросил: «Почему вас так долго не было видно?» Человек этот не был ей знаком, но метод исключения и натуга ума дали почти мгновенный результат: это и есть тот самый пловец, что по непонятной причине преследует ее в воде своими взглядами и, стало быть, уже настолько сжился с образом, что способен узнать ее в вертикальном положении, в весеннем костюме – ибо была весна, – с распущенными волосами и абсолютно без всяких очков.

Он галантно пропустил ее перед собой, она купила и пирожок, и салат, села за пустой столик. Новый (старый?) знакомый подсел к ней с винегретом и куриной лапшой. Объяснил, что он приходит плавать в обеденный перерыв, растянув его до нужных размеров, а потом возвращается в институт, где является доктором, профессором, академиком и еще кем-то в области не технических и не гуманитарных, а неких важных специфических наук.

Разумеется, к троллейбусу шли вместе, обменялись именами-отчествами, по дороге ненавязчиво, вскользь нащупывали интересы друг друга, нащупали было общие, но совместная дорога оказалась недлинной, она вышла на нужной остановке, а он поехал дальше в свой институт.

Они стали добрыми знакомыми на суше, но это не мешало ему по-прежнему провожать ее долгим взглядом под водой – что-то неотвратимо приковывало его внимание, – а его вытянутые в трубочку губы теперь содержали еще элемент улыбки, хотя в воде улыбаться неудобно, потому что надо правильно дышать.

Совместный перекус в буфете становился традицией, каждый брал блюдо по своему усмотрению, каждый расплачивался сам за себя.

Обратный путь в троллейбусе был до отказа заполнен разговорами: «…вы читали?..», «…вы смотрели?..», «вы посетили?..», «…да, да, конечно…», «замечательно, а вам понравилось?..», «…это прекрасно… это – перевод?., кто переводил?.. н-да…».

Однажды он принес подстрочник стихотворения средневекового английского поэта и объявил конкурс на лучший перевод среди трех авторов, включив в соревнование ее и двух его умных знакомых. Она очень старалась, он был строг и справедлив и присудил ей второе место…

Шли месяцы, и уже пошел отсчет годам. На лето они разъезжались по своим дачам и бассейн не посещали. Она его не вспоминала (с глаз долой), а в сентябре снова ловила подводные взгляды и снова недоумевала…

Жизнь не баловала народ, магазины не блистали ассортиментом, зато шумели буйными очередями. Приходилось рыскать в поисках чего-то приемлемого, но без длинной очереди. После плавания она обходила ближайшие продовольственные магазины. Он был ее неизменным спутником, хотя сам никаких закупок не делал, и, несмотря на то, что в научно-исследовательском институте его ждали важные дела, он вместе с ней выходил на ее остановке из троллейбуса и нес тяжелые сумки со снедью до самого ее подъезда, после чего отправлялся двигать науку.

Однажды в очередной день очередного мая – теплый ласковый день, позволивший надеть кофту с короткими рукавами, – он робко обхватил пальцами правой руки левое предплечье спутницы, и ее невольно передернуло от этого жеста, знаменующего пересечение невидимой границы. Стараясь не слишком грубо, она повела рукой, чтобы высвободиться, и сказала: «Я не люблю ходить под ручку», что было чистой правдой.

Этот момент положил начало отторжению сопутствования, и теперь она его избегала, задерживаясь в раздевалке или, напротив, быстро убегая вперед. Раза два она, мучима угрызениями совести, наблюдала, как он мечется по короткой, ведущей от бассейна к троллейбусной остановке улочке, сильно щурясь и панически желая найти ее, чтобы вместе «брать троллейбус». Но она, пользуясь его близорукостью, задерживала или ускоряла шаг.

Как-то он все же ее дождался. Она была не в духе – только что в раздевалке сильно ударилась головой об угол подвесного шкафчика, он же, увидев ее, радостно полез в портфель и достал из него… черно-желтую железную банку с соком манго: когда-то она обмолвилась, что очень любит сок манго, в те незабвенные времена недоступный, как Синяя Птица Счастья. С ликованием по поводу им же даримой женщине радости вручил он ей литровый цилиндр, купленный в каком-то закрытом профессорском буфете…

Потом взбунтовалась история, полетели клочки по закоулочкам, аксессуары жизни стремительно сменялись противоположными, последние путались, противореча самим себе…