Ритка

Если использовать вот этот, — продолжала Серафима, — комната будет казаться просторнее. Тогда и панно надо выбрать соответствующее.

Ей стали даже задавать вопросы, но когда Серафима снова повторила свое: „Кто хочет работать в комнате отдыха?“ — не отозвалась ни одна из девчонок.

Серафима рассказывала потом:

— Я чуть не разревелась от обиды. Сгребла все свои полотна. Не спала из-за них целую неделю, сидела по ночам. А потом говорю: „Пойду в восьмую группу. У меня для них тоже кое-что припасено“. И представьте себе, они всполошились: „Почему именно в восьмую“ Ах, они младшие! А мы?» — «Ну, говорю, это от вас будет зависеть. Хотите целую зиму в грязи сидеть, сидите…»

«Великие преобразования» начались совсем не так, как намечалось в учительской, а со спален. Конечно, тут сыграло свою роль самое простейшее чувство соперничества. Может, это было и не очень педагогично, однако Серафима воспользовалась им и даже подогрела страсти как только могла. Она сказала, что группам не возбраняется самодеятельность, они могут выбирать любой вариант отделки своей комнаты, исходя из имеющихся материалов. Что тут началось! Спорили до ругани, до слез, но лед тронулся, и это было важнее всего.

Мастера малярных мастерских все называли за глаза Имя чо. Была у этого немолодого степенного человека такая поговорка. Тут вспомнили его настоящее имя и даже между собой называли не иначе как Максимычем. Всем понадобился его совет и еще кисти, краски и другие материалы. За Максимычем ходили по пятам, заглядывали ему в глаза, что, впрочем, не мешало некоторым предприимчивым лицам утянуть у него из-под рук лишнюю банку гуаши или кисть.

Уроков в эти дни никто не готовил, объяснили: «Негде. В спальне-то у нас, сами знаете…» Маргарита смотрела на это сквозь пальцы, говорила:

— Ничего, потом наверстаем! Работают же. Ведь могут, а?

Группа маляров колдовала над своими спальнями почти десять дней, зато одна комната напоминала у них теперь подводный грот — изумрудно-зеленоватая с белоснежным потолком, другую отделали густой лазурью с золотыми звездами. Комнаты казались теперь меньше, стали по-домашнему уютнее.

Швеи просто побелили свои спальни, окрасив стены гуашью Цвета топленых сливок, но, осмотрев спальни маляров, снова принялись за дело…

Конечно, как только в комнатах изменились стены, были вымыты окна, на глаза вылезли отвратительные коричневые тумбочки. Кровати были еще ничего, спинки никелированные, а вот эти тумбочки…

— Серафима Витальевна, это же позор, — ныли девчонки, — это ж в каком веке было — такие тумбочки?

— Они правы, — горячилась в учительской Серафима. — Алексей Иванович, дайте мне денег, ну, что хотите с меня спрашивайте!

В каждую спальню поставили пока по два платяных шкафа, а для предметов личной гигиены повесили настенные шкафчики, оклеенные кремовым пластиком. Девчонки стали требовать еще люстры, но вместо люстр Серафима привезла тюки гардинной ткани. В одних спальнях повесили льняные, в других из штапеля. Только в столовой, которую побелили без всяких затей — белым, Серафима распорядилась повесить шторы из утяжеленного шелка сиреневого цвета.

Теперь Королевой уже без труда удалось сколотить бригаду добровольцев для отделки комнаты отдыха. Их набралось даже больше, чем нужно. После побелки комнату закрыли на ключ. Время от времени Серафима привозила в нее что-то, упакованное в бумагу, но никого туда не пускала.

Комната оказалась готова только к Новому году. К ее открытию собрались все, сгрудились в коридоре, в соседних помещениях. Серафима распахнула белые створки двери и отошла в сторону, вглядываясь в лица.

Комнату отдыха пробелили на несколько рядов, потом стены окрасили в теплый розовато-кремовый цвет. Во весь пол теперь расстилался зеленый палас. А вся комната оказалась поделена на небольшие уютные уголки: в одном два кресла и низкий столик перед ним, а на столике шахматы. В другом небольшой письменный стол для тех, кто захочет написать письмо. Уголки отделены друг от друга стенками вьющихся растений. У кого только ни выпрашивала Серафима эти горшки с зелеными прядями! Перед телевизором с десяток низких мягких стульев, девочки потом узнали, что они называются пуфами.

В комнату не входили, толпились у входа, кто-то объяснил Серафиме:

— Нельзя. В обуви-то. По ковру.

Этому голосу отозвался другой, откуда-то из середины:

— Чего нельзя-то? Все равно затопчут. И растащат все, поломают.

В глазах Серафимы плеснулась ярость.

— Ну, вот что! Все это ваше, значит, вам самим и беречь. Нет, запирать не будем. Зачем мы тогда все это оборудовали? Пускать пыль в глаза гостям?.. Ежедневно будет назначаться дежурный…

Понимая, что нужно ковать железо пока горячо, Серафима успела еще привести в порядок и актовый зал. Остальные же комнаты школьного здания, в том числе и классы, стояли пыльные; грязными остались и коридоры нижнего этажа в жилом корпусе. Трудиться систематически, изо дня в день девочки еще не умели.