Ритуал

На плоской травяной площадке росло несколько низких фруктовых деревьев. Напротив дома стояло небольшое здание. Оно походило на искусно сделанный игрушечный домик или сарай с отдельной дверью и крыльцом. Черный миниатюрный домик испугал его. Он напоминал заброшенные здания, которые они нашли в лесу. Этот тоже был очень стар. Как комната и сам дом. Все здесь было ужасно старое и запущенное. Сам запах этого места был ему чужд. Этот дом пах лесом. Он был темным, влажным сердцем страшного леса, возвышавшегося черной, неподвижной и непроходимой стеной вокруг травянистой лужайки.

Внезапно Люка охватил ужас. А что если костер предназначен для него? Что если молодежь собирается сжечь его живьем?

Он с трудом прогнал эти мысли, чтобы остановить поток паники, подступивший ко рту. Подростки просто молоды и пьяны. Они спасли его. Они ничего не воспринимают всерьез. Легковозбудимые. Только и всего. Кто-то ушел за врачом.

Тогда зачем они его заперли? Люк медленно повернул голову и посмотрел на маленькую дверь. Чтобы… чтобы уберечь. Но от чего?

Люк поспешил к двери, ступая голыми ногами по шершавому полу. Он подумал, что, раз боль в голове утихла, а в тело вернулась подвижность, самое время тихо выбраться из комнаты. В крошечное окно ему не пролезть, поэтому оставалась дверь.

Он повернул черную железную ручку. Закрыто. Как он и подозревал. А может, ее удастся взломать? Дом был старый, а дверь узкая и, похоже, непрочная. Но когда он подергал ручку и надавил голым плечом на дерево, она оказалась более прочной и тяжелой, чем на первый взгляд. Разбухшая и слегка перекошенная в раме, почти не двигалась. Короткая надежда на легкое спасение умерла.

Люк наклонился и подождал, когда толчки в черепе стихнут. Вернулся к окну.

Внизу Фенрис и Локи сняли футболки, подставив голые торсы под холодный вечерний воздух. Бледные как личинки, плоские грудные клетки, длинные и худые руки, украшенные черными шипастыми татуировками. Копны спутанных черных волос обрамляли заново раскрашенные лица. До сего момента он не представлял себе длину волос Локи. Грязной занавеской они опускались ниже талии. Несмотря на тощие конечности, сам он был гигантом. Грудь крест-накрест пересекал патронташ, сделанный из черной кожи и покрытый шипами. Предплечья ощетинились длинными серебристыми гвоздями, торчащими из кожаных нарукавников.

На их юных лицах были нарисованы свежие гримасы. Уставившись на темное небо широко раскрытыми глазами и вытянув перед собой руки, они издали еще несколько идиотских визгов. Девушку Люк не видел.

Внезапно старый CD-плеер взорвался звуками блэк-метала. Само устройство было где-то спрятано. Похоже, им управляла девушка. Внезапно она появилась в поле зрения, обнаженная. Ее ягодицы и тяжелые груди колыхались при беге. Татуировок на теле видно не было. У нее были маленькие ноги. Маленькие до абсурда. Кожа бледная, почти светящаяся. Суртр снова была в маске зайца, отчего ее голова выглядела неестественно большой и лохматой. Нечеткая тень, отбрасываемая ею на фоне красноватого свечения от дома, вызывала неприятное чувство.

Фенрис неловко перевернул над дровами канистру. Из нее плеснула серебристая жидкость. Локи вытащил «Зиппо», и Люк понял главную причину своего раздражения, неослабевавшего с момента приема пищи. У него было долгое воздержание от сигарет. Очень хотелось курить. Интересно, как давно он курил в последний раз? Он скорее предпочел бы табак, чем одежду или гребаные металлические столовые приборы.

– Пожалуйста, хоть бы у них были сигареты, – прошептал он.

«Зиппо» не торопилась разжигать костер. Получилось лишь с четвертой попытки, несмотря на все усилия жирного зайца и Фенриса вызвать огонь к жизни прыжками и истошными воплями. Они все были пьяны.

Люк продолжал наблюдать за пьяными плясками молодежи. Двое мужчин что-то глотали из рогов, переделанных в кубки. Самогон. Неуклюжий «заяц» дважды упал на колени. Свет и жар от костра будто отталкивал Люка от окна вглубь комнаты.

Из-за усталости от предпринятых усилий он вдруг почувствовал себя старым и жалким. Накатили слабость и тошнота. Было не время предпринимать что-либо.

Он добрался до кровати и лег на одеяло. Не в силах лицезреть влажную от мочи овчину и грязное сено под ней, закрыл глаза. Его била дрожь. Он попытался понять, что происходит, но не мог мыслить ясно. Клокочущее пение и пулеметная дробь ударных под окном нарушили ход мыслей и даже ритм дыхания. Ему снова захотелось тишины и темноты сна, маячившего где-то на задворках сознания.

Ему казалось, что при всей абсурдности ситуации он слишком легко с ней смирился. Может, из-за шока. После всего, что случилось с Домом, Филом и Хатчем в лесу, который он видел из окна.

Он далеко не в безопасности, и что бы там в лесу ни было, по-прежнему находился в пределах его досягаемости. У него не было достаточно времени на обдумывание своего положения, потому что он уже несколько дней боролся за жизнь и был сломлен. Потом он оказался здесь, посреди этого безумия. Люк с трудом пытался связать эти две ситуации.