Ритуал (СИ)

Мы пили и прыгали, прыгали и пили, пока не добрались до центра табора. Большой костер впечатлял. Аллари не мелочились — толстые не рубленные поленья, сложенные пирамидой полыхали так, что и подойти на десять шагов было горячо. Фейу точно оценила бы.

Из всей группы молодежи мы остались втроем, я и ещё пара долговязых парней, которые уже панибратски хлопали меня по плечам — испугается ли маленькая чужачка?

И чужачка пугалась. Нельзя разочаровывать, ведь они ждали именно этого?

Пятилась назад, охала, сомневалась, уступая право прыгать первыми — мужчинам. Огонь не был опасен — мой купол сработает сразу, но аллари не идиоты, прожив столько времени бок о бок с Высшими, они точно знали, зачем сиры носят массивные кольца на изящных пальцах.

Поэтому я стянула все, без всяких колебаний. Ссыпала горстку артефактов в ладоши Нэнс, чтобы бдила, и подняла вверх белоснежные руки, демонстрируя — играем честно.

Доверие рождает доверие, а я сняла защиту и повернулась открытой спиной.

Из толпы заулюлюкали, и даже старики и те, оторвались от трубок и с ленивым снисхождением, краем глаза следили за нашими развлечениями. Толпа плотнее сомкнулась за нами — все ждали финала. Самый большой костер — самая большая удача в эту зиму, для тех, кто рискнет.

Первому аларийцу поджарило полу кафтана и немного сапог — снег шипел, когда он нырнул в сугроб. Алариец, который прыгал вторым, был более удачлив — его не зацепило. Я прыгала третьей. Отошла, примерилась и шагнула ещё назад — слишком большим был костёр.

Размяла пальцы по старой привычке, подмигнула Нэнс и рванула вперед. Ветер свистел, шипели поленья, рассыпая искры с треском, дрожало марево раскаленного воздуха, куда я влетела, сгруппировавшись. Миг — и я на другой стороне.

— В сугроб, — скандировала толпа, и я нырнула в снег, чтобы потушить почерневший низ алой юбки — меня все — таки зацепило.

Потом мы снова пили, сравнивали породы лошадей — меня утащили в таборные конюшни, катались с ледяных горок вниз, прямо до замерзшей в стекло реки, играли в снежки и ржали до упаду. Взлетала и опадала колоколом подпаленная снизу алая юбка, алели от мороза и выпивки щеки, сияли глаза.

Нэнс не вмешивалась и в развлечениях почти не участвовала, бдительно следуя за мной по пятам с видом гордой матери, озабоченной проделками неугомонного дитя.

Своей среди аллари за один вечер не стать — вряд ли всё будет настолько просто, но право учиться в круге я отстояла, выбила доступ к Источнику — и это самое главное. Девочки возвращаются сегодня домой, а значит завтра Маги будет на радостях готовить особенно вкусно, а утром Нэнс одернет шторы, и скажет, как обычно: «С утречком, мисси…».

Смех звенел над табором, когда мы в очередной раз влетели с горы в огромный сугроб у подножия, и откапывали, пихая друг друга локтями. Я и, незнакомые ещё утром, аларийцы.

Аларийцы, самый страшный враг которых, прыгал вместе с ними через костёр, пил самогон из горла и валялся в сугробах. Сейчас мне нужно только одно — немного времени. А когда старые хрычи очнуться, будет уже слишком поздно.

***

На кольцевой было людно — толпа нисколько не поредела, явно планируя наслаждаться праздником до середины ночи. Уже почти совершенно охрипшие к вечеру торговцы севшими на морозе голосами зазывали народ к своим лоткам.

Ребятня с визгами таскала по улицам фонари и игрушки на длинных алых шелковых лентах.

На развилке я придержала коня, выбирая дорогу. В Вестнике, который прислал Кантор было указано, что праздновать «золотая молодежь Керна» планировала в ресторации, недалеко от центральной улицы. «Все свои», так написал Тир. «Не стоит отделяться от общества».

Нэнс и девчонок я отправила в поместье лично и сразу, проконтролировав, пока старые аларийские хрычи не надумали чего — то ещё. Ликас остался в Таборе, отправив со мной четверку, и мы медленно трусили по запруженным улицам, огибая народ.

К Тиру у меня был только один вопрос. Каких псак он не сказал мне про Гранолу?

К «своим» не хотелось. Пафос, следить за тем, что делаешь, что говоришь, как смотришь, как двигаешься. Дорогое мирийское вместо аларийского из горла. Псаковы фонарики в небо, и, наверняка, под надёжным куполом тепла, не дай Великий, мороз испортит кожу.

Золотая вспышка и в воздухе расцветает ещё один Вестник, полыхая тировской родовой силой. Второй я даже не стала читать — схлопнула сразу. Не сегодня. Будем считать, что на приеме у Аю я уже выказала достаточное количество уважения родам Предела.

Уважения на сегодня больше нет. Кончилось.

Я развернула коня к окраинам, и, не оглядываясь, потрусила в обратную от ресторации сторону.

***

Пахло гарью. Над черными развалинами бывшей лавки вился сизый дымок тонкими струйками. Пара предприимчивых горожан разбойного вида волокла большой чан и уцелевшие инструменты.

— Мародеры, — констатировал один из охраны, двинув коня вперед. Я подняла руку, останавливая — мертвым всё равно, и мы здесь не за этим. Пусть живут. Хотя бы эти. Пусть живут.