Ритуальное цареубийство – правда или вымысел?

В связи с этим Сергеев признал: «1. что по собранным следствием данным событие преступления представляется доказанным; 2. что б. император Николай II, б. императрица Александра Федоровна, наследник цесаревич, в. княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия Николаевны убиты одновременно, в одном помещении, многократными выстрелами из револьверов; 3. что тогда же и при тех же обстоятельствах убиты состоявший при царской семье лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин, комнатная служанка Анна Демидова и слуги Харитонов и Трупп; 4. что убийство задумано заранее и выполнено по выработанному плану, что сопровождалось оно такими действиями, которые носили характер жестокости и особенных мучений для жертв преступления, причем убийцы завладели имуществом убитых». Такое описание сразу же вызывало подозрения в том, что в Доме Ипатьева было совершено ритуальное убийство.

В начале 1919 года адмирал Александр Колчак назначил генерала Михаила Дитерихса надзирать за ходом расследования. 23 января он забрал все материалы дела у следователя Сергеева, а в начале февраля передал расследование следователю по особо важным делам Омского окружного суда Николаю Соколову, который и вел его до июля 1919 года в Екатеринбурге, а впоследствии — в эмиграции.

Соколов уже в конце февраля 1919 года опубликовал в Омской газете «Заря» некоторые результаты своего расследования этого убийства и сообщил о найденных возле шахты на Исетском руднике некоторых вещах убитых, пулях, отрезанном пальце и пр. В период с мая по 10 июля 1919 года Соколов собрал множество вещественных доказательств, опросил сотни свидетелей, провел десятки экспертиз. После захвата красными Екатеринбурга (15 июля 1919 года) Соколов продолжал работу и во время отступления белых, проводя допросы свидетелей и экспертизы, вплоть до Харбина. Собранные им вещественные доказательства и документы Соколов при помощи главы французской миссии генерала Жанена в 1920 году перевез из Харбина во Францию. Работу по опросу свидетелей и экспертизам материалов Соколов продолжал и в эмиграции вплоть до своей смерти. Часть материалов следствия была опубликована Соколовым в 1924 году на французском языке. Его незаконченная книга «Убийство царской семьи. Из записок судебного следователя Н.А. Соколова» увидела свет уже после его смерти в 1925 году в Париже. Затем она была в разных редакциях издана не однажды. (См.: Sokoloff N. Enquete judiciaire sur I'assassinat de la Famille Imperiale Russe. Paris, 1924; Соколов Н.А. Убийство царской семьи. 1925; Соколов Н. Убийство царской семьи. Буэнос-Айрес, 1969; Соколов Н.А. Убийство царской семьи. М.: Алгоритм, 2017.)

По мнению некоторых экспертов, книга Соколова «имеет признаки жесткого редактирования посторонними лицами». В частности, в этом издании не уделено внимания теме ритуального убийства и причастности к нему евреев, о чем говорил Соколов в своей прижизненной публикации в Париже. Вейлу этого его полное авторство ставится под сомнение. (См.: Миронова Т. Кто был автором книги «Убийство царской семьи» Н.А. Соколова. Русский Вестник, 25.12.2003.) Известна также «Записка Н. Соколова генералу Дитерихсу об итогах следствия».

Тем не менее после Соколова остался свод документов по расследованию убийства царской семьи. Конечно, он не полон. Виной тому, что он сохранился не полностью, и действия тех сил, которые пытались не дать потомкам узнать истину, и исторические обстоятельства. Часть следственных материалов пропала еще при эвакуации через Сибирь во Владивосток (из 50 ящиков дошло лишь 29), часть по пути оттуда в Европу, часть — после загадочной смерти Соколова. Часть следственных материалов и вещественных доказательств, собранных Соколовым, в том числе частицы мощей царственных мучеников в специальном сундучке, оказались в эмиграции в руках М.Н. Гирса, председателя Совещания послов (объединившего в основном послов Временного правительства, то есть февралистов и масонов). Незадолго до своей смерти Гире передал их для хранения графу В.Н. Коковцеву, а тот — масону В.А. Маклакову. Все они отказались передать эти реликвии Русской Зарубежной Церкви и хранили неподобающим образом в одном из парижских банков. В годы войны след их теряется.