Рюбецаль

Кирилл: А по-моему, как раз объемно. Свобода – это не гражданские права, а творчество.

Мать: И давно ты стал творцом?

Кирилл: При чем здесь я? Я же не о себе. Я о…

Мать: В том-то и дело, что творчество, если мы с тобой одно и то же под ним понимаем, удел немногих, а гражданские права распространяются на всех!

Кирилл: Боюсь, что под творчеством мы с тобой понимаем разное. Творческий акт космичен…

Мать: Ой, только избавь меня от этой пошлости и мракобесия! Если ты вдруг стал о чем-то задумываться, то почитал бы лучше…

Кирилл: Маркса?

Мать: Зачем Маркса? Канта.

Кирилл (с издевкой): Может, лучше Гегеля?

Мать: Ты над ним уснешь. Хватит, поболтали… Двенадцатый час, а мне еще две аспирантские работы просмотреть надо…

Кирилл вступает в партию «Русское ядро». Это первый поступок такой степени весомости, который он утаивает от матери. Потому что все-таки не готов пока идти с ней на разрыв. Конечно, рано или поздно тайное станет явным, но у Кирилла есть время, чтобы примирить мать со своими политическим симпатиями до того, как она узнает, в какую твердую форму те отлились.

Кирилл: Эти люди единственные, кто говорит прежде всего не о бюджете, не о пенсии, не о ВВП, не о займе в Международном банке, не о газовой трубе, а о России и русской нации.

Мать (со смешком): А русская нация, по-твоему, что? Это люди! Которых прежде всего касается и бюджет, и пенсии, и ВВП…

Кирилл: Не только люди!

Мать: Да, плюс ресурсы, которые кормят людей.

Кирилл: Ну конечно, человек есть то, что он ест. Как ты не видишь: материализм – это смешно, это детский сад, он еще в девятнадцатом веке себя изжил!

Мать: А ты у нас, получается, передовой идеалист и прогрессивный мистик! Так вот, по поводу идеализма: если бы ты, летя на гребне волны, хоть иногда читал что пишут сейчас, а не что писали сто и больше лет назад, ты бы знал, что на наших глазах такой введенный в оборот немецкими идеалистами конструкт, как «нация», отмирает…

Кирилл: Это современные западные леваки и их подпевалы здесь считают нацию конструктом, а нация – это…

Мать (с напором): Это – … (Обрывает еще не слишком долгую заминку.) Запомни: нация – понятие политическое, а не мистическое. Как только она начинает преподноситься как мистическое…

Кирилл: Знаю! Как только нация задумывается о том, что делает ее единым целым, вы ей чучело Гитлера под нос!

Мать: Да кто пока задумался, кроме кучки недорослей вроде тебя, загипнотизированных твоим Батищевым! Бог ты мой – нация задумывается! Будто хоть кому-то досуг. Война, бандитизм, нищета…

Кирилл (убрав жесткость): Так ведь у нас… то есть у них, одним из первых пунктов – социальная справедливость, в программе так и написано: достойно оплачиваемый труд, а также обеспечение и защита достойных условий труда. Экономика, ориентированная на процветание граждан, а не на обогащение олигархов… Просто нельзя ставить телегу впереди лошади! Мне осточертел примат экономики. Я думал, и тебе тоже.

Мать: Ваша лошадь без кнута с места не тронется.

Кирилл: А вот ошибаешься: и без кнута, и без кормушки! Я не понимаю… Вы с сестрой в деревне после войны лебеду ели, но ты утащила из библиотеки Аристотеля, которого иначе на курево бы пустили, и читала запоем. Значит, ты могла думать не только о еде…

Мать: Да, Аристотель от мыслей о еде неплохо отвлекал. На время. (Ее тон неожиданно смягчается.) Ты правда не понимаешь… Мы жевали эту лебеду… Мать из нее пекла лепешки… Варила вроде щей… Мы с Надей подозревали, что это не совсем настоящая еда и что где-то есть настоящая, но не знали, из чего ее делают.

Кирилл: В «Книге о вкусной и здоровой пище» про это подробно написано.

Мать: А все-таки ты не просто хам, ты безмозглый хам. Пошел вон! Сгинь куда хочешь – к своим черносотенцам, – чтобы только я тебя несколько часов не видела! И дверью не смей хлопать – потолок рухнет! Тираннозавр!.. Сила есть ума не надо!..

Как общественно-политическое движение «Русское ядро» существует с девяносто первого года, как зарегистрированная партия – с девяносто третьего. Блок, в состав которого она вошла наряду еще с несколькими оппозиционными правительству и ельцинским реформам партиями, набрал на выборах чуть больше одного процента голосов, не преодолев пятипроцентный барьер, впрочем, четверо одномандатных депутатов все же проскочили. «Проскочили» – определение Батищева.