Рюбецаль

Кирилл (как бы не слыша): Потому что оно само и есть картина мира. Оно не часть целого, оно тождественно целому! Множественность «Я» – иллюзия, на самом деле существует лишь один всеобщий разум.

Мать (со скукой): Еще Шеллинг писал об Абсолютном разуме как абсолютном тождестве. А у Фихте всё есть только «Я», бытие выводится из самосознающего субъекта. Только они называли это трансцендентальным идеализмом.

Кирилл: Да наоборот: не все есть «Я», а «Я» есть все!

Мать: Знаешь что, изливай эту лабуду на своих одноклеточных актеров.

Кирилл делает то, к чему настолько не был готов еще мгновение назад, что вряд ли можно сказать «делает» – скорее с ним делается. Он вскакивает и со всей данной ему от рождения и удвоенной тренировками силой ударяет по столу кулаком. Мать закрывает лицо руками. Две стоявшие на столе чашки опрокидываются, одна из них катится и срывается с края. Раздается истошный дребезг, мать вздрагивает, крепче прижимая ладони к лицу.

Кирилл (ровно, даже негромко): Я прошу тебя никогда больше не разговаривать со мной в таком тоне.

Он выходит их кухни, понимая, что нечто изменилось, и, судя по всему, необратимо, но как именно изменилось и в лучшую ли сторону, осмыслить пока не может и не хочет.

В офисе штаба.

Олег: Ну-с, вот чем нас сегодня порадовали наши заклятые доброжелатели из «Нормальной газеты»… Вчерашний выпуск, заголовок – «Ядро и корень»: «Почему-то некоторым политическим ораторам никак не дает покоя содержимое понятия…» – по-моему, это неграмотно, «содержимое понятие», ну да чего от них требовать, язык-то неродной – «… содержимое понятия «коренной народ»…» (Батищев машет рукой, мол, довольно цитат.) Тут же фото с митинга: меня обозвали Геббельсом, Кирюху Герингом, хотя до Геринга ему полцентнера не хватает… ну а вас, Артур Михалыч, красноречиво обошли.

Елена Гелиевна, секретарь штаба, немолодая дама с пронзительным голосом: В суд на них подать! В суд!

Олег: А что, Артур Михалыч? За оскорбление…

Батищев: Посудиться еще успеем. Надо быть выше. Ситуация рабочая. На нас теперь до выборов помои будут цистернами лить, так что пока привыкайте, ребята, а там…

Кирилл: Нам просто завидуют. Потому что мы не ищем ничего для себя. Мы бескорыстны.

Батищев (указывая на Кирилла и обводя взглядом остальных): Золотые слова!

Вечером после репетиции, в фойе. Все разошлись, кроме Кирилла и Вики.

Кирилл: Вы сейчас куда?

Вика: За угол. Я всегда там паркуюсь.

Кирилл: А мне к трамвайной остановке.

Вика: Ты ездишь трамваем?

Кирилл: Да.

Вика: Машины нет?

Кирилл: Нет.

Вика: И водить не умеешь.

Кирилл: Не умею.

Вика: Мужчина должен уметь водить. Даже если водить пока нечего.

Салон машины, Кирилл на водительском месте, Вика – на соседнем.

Вика: … Теперь подай назад. Задняя передача! Та-а-к, осторожненько… Не забывай, что когда ты крутишь влево, задние колеса уходят вправо… Стоп!..

Кирилл успевает в последний момент надавить на тормоз – за считанные миллиметры от фонарного столба. Не сказать, чтобы они так уж сильно перепугались, так что смех – не последствие шока, а выражение неловкой радости или радостной неловкости, которую оба испытывают, сидя так близко друг к другу.

Кирилл: Я должен вас поцеловать.

Он не удивлен своей смелости, скорее ему кажется, что наконец-то он заслужил ее, вместе с влечением к этой женщине и с ее несомненным влечением к нему.

Вика: Ну, если должен…

Кирилл целует ее.

Вика (без укоризны, без сожаления и без кокетства): Я тебя старше на восемь лет.

Кирилл (весело): Восемь! То же мне цифра!

Дома у Вики.

Вика: Что такое?

Они садятся на постель. Вика хочет взять руки Кирилла в свои, но получается у нее только положить свои поверх его.

Кирилл (глядя чуть выше их рук и чуть ниже, чем прямо перед собой): Просто у меня… У меня никого не было. Никогда.

Вика: А у меня только и были, что никто. Все, кто был у меня до тебя, – никто.

Они встают, она ласкает его.

Кирилл: Голова кружится… Это потому что он… слишком короткий…

Вика: Глупости. Кто тебе это сказал?

Кирилл: Что слишком короткий или что из-за этого бывает головокружение?

Вика: Одна глупость другой не лучше. (Через какое-то время.) У тебя такое красивое тело…

Кирилл (так нетерпеливо, что почти зло): А лицо?

Он успевает поймать в глазах Вики замешательство.

Вика: Лицо еще прекраснее.

Кирилл: Ложь. То есть, прости, неправда. Ты могла просто сказать, что тебе оно не неприятно, этого было бы достаточно, зачем перегибать палку?