Рюбецаль

То же помещение в Центре просветления, где проходят занятия йогой, но сейчас тут концерт: ансамбль из трех музыкантов исполняет индийскую классическую музыку. Публика сидит на полу, рядов как таковых нет, но Кирилл все-таки ближе других к музыкантам. Он знает не только все инструменты по именам и звуку: танпура, тамбла, сарод, но и то, что конечная цель раги – раса, духовное единение исполнителя и слушателя. Женя играет на сароде. Кирилл никогда не думал, что ему может понравиться вот такая музыка, хотя «нравится» не передает сути отношений между ними (о том, что с музыкой можно вступить в отношения, а не просто воспринимать ее, он тоже никогда раньше не думал). Можно сказать, что между Кириллом и звучащей музыкой отношения взаимного доверия и тепла. Примерно такие же, как между Кириллом и Женей. С музыкой, которую слышит Кирилл сейчас и которую прежде слушал дома у Жени в Женином исполнении, ему так же спокойно и легко, как с Женей. С минералами, с театром, с Антониной Кирилл словно пребывал в высшей точке, в которой невозможно удерживаться дольше мгновения, только срыв почему-то откладывается и откладывается. С самим собой ему тяжело. Спокойно и легко ему еще не было ни с кем и ни с чем.

Кирилл (он несет Женин инструмент, когда они идут по улице): Странно, я бывал на концертах метал-групп, но только теперь понял, что такое живая музыка.

Женя (с улыбкой): Музыка – это и есть жизнь. Самое прекрасное в жизни мимолетно и преходяще, а музыка – это сама мимолетность, это неудержимость мгновения. Запись, по сути, обман, потому что каждая запись – только одна из триллиона триллионов возможностей. Музыка рождается здесь и сейчас, а в «здесь и сейчас» нет никаких других возможностей, понимаешь?

Кирилл (довольно резко): Категорически не согласен, что самое прекрасное мимолетно. Если все есть Единое, значит, все вечно, а если все вечно, то прекрасное неизменно и постоянно.

Женя (с той же улыбкой, на которую Кирилл, однако, не обижается): Что-то я не могу понять, из чего ты делаешь такой вывод.

Кирилл хочет было ответить, но отвечать нечего: он и сам не понимает, из чего сделал свой вывод. Неожиданно Кирилл чувствует, что, произнеся слово «Единое», не верит самому себе. Ведь для него нет никакого Единого. Для него существует все как все, но никакого Единого он не знает – так, как Женя, Гуру, Махариши и Шрёдингер. Впрочем, Шрёдингеру Кирилл тоже почти не верит, до Гуру и Махариши ему нет дела – это тоже внезапное озарение, а что касается Жени, то Жене он заставляет себя верить.

Дома у Жени. Кирилл сидит за столом в очень уютной, декорированной желтым и красным – самыми индийскими цветами в представлении Кирилла и, очевидно, Женином тоже – кухне. Женя массирует ему плечи.

Женя: Почему ты перестал ходить на йогу?

Кирилл: Потому что извини, но все это чушь: энергия кундалини, атман, Брахма, чакры… По крайней мере мне это ничего не дает.

Женя молчит.

Кирилл: Скажи… по-твоему, я сильный человек?

Ему кажется, что Женя и теперь не ответит, потому что молчание продолжается еще с полминуты. И Кирилл действительно не слышит ни «да», ни «нет».

Женя: Сильные люди особенно нуждаются в заботе и понимании.

Кирилл встает и отходит к раковине, чтобы быть к Жене спиной. Ему нужно остановить слезы, у которых, кажется, нет ни повода, ни оправдания. Слезы мало того, что не прекращаются, – Кирилл начинает всхлипывать. Он ни о чем не думает и не знает, почему плачет, и желания знать, почему он плачет, у него тоже нет.

Женя подходит и обнимает его сзади. Так они стоят некоторое время: Кирилл закидывает голову, все-таки пытаясь обратить слезы вспять, а Женя, ростом ему по плечо, прижимается щекой к его спине. Кирилл опускает глаза и смотрит на обнимающие его Женины руки так, словно еще не почувствовал ни их, ни Жениного тела спиной. Он берет эти руки будто две половины какого-то предмета, осторожно размыкает их, и Женя сразу отстраняется.

Кирилл: Да… Ну, мне пора. Собрание важное: выборы ведь в следующем году, все на ушах…

Женя молча провожает его спокойным и внимательным взглядом, которого Кирилл не видит, поскольку ни разу не оборачивается. Он больше никогда ни придет к Жене. А вот Женя однажды придет к нему, правда, не домой, а в другое место, где Кирилл пока даже не пробует себя представить, полагая, как полагает всякий, туда не попадавший, это место созданным для кого угодно, только не для него.

Кирилл стоит у входа в Нескучный сад и ждет Вику. Мать передала ему просьбу звонившей и не заставшей его Вики встретиться тут.

Кирилл: Это связано с бракоразводным процессом?

Вика: Да. Связано. Я отозвала документы. Я остаюсь со Славой. Он любит меня. А ты ведь меня не любишь. Вот видишь, ты молчишь, потому что ты не лгун.

Кирилл: А ребенок?

Вика: Его уже нет.

Кирилл чувствует внезапную боль и рефлекторно начинает плакать, всхлипывая, даже хныча, и уже через несколько секунд, к своему стыду, распознает в этой боли превосходящее ее облегчение.