Рюбецаль

Паша: От верблюда. Слушаешь, я здесь уже год, все передо мной как на ладони. Жалко народ, елки-палки! Перебиваются как могут. Вот, набрел мужик на алмазные россыпи, и тут счастье норовят отнять. Где справедливость? (Кирилл пожимает плечами.) Пойми, на редкость удачно подвернулось, что ты летишь в Москву. Меня сейчас, во‑первых, на несколько дней не отпустят, а во‑вторых, знаешь, как нас проверяют? О-о-о!.. А ты не связан с предприятием, тебя так шмонать не будут. Вот телефон посредника в Москве, который уже выйдет на покупателя, – ты вообще не рискуешь. Что, все сомневаешься?

Кирилл: Да нет.

Паша: Супер. Ну, давай…

Кирилл задирает нательную майку. Сергей берет лежащий тут же наготове бинт и начинает обматывать им Кирилла, прокладывая слоями алмазы.

Паша (усмехаясь): Алмазная Мария…

Вестибюль научного комбината, рабочий день кончился. Кирилл спускается по ступенькам, направляясь к турникету, навстречу ему в свою очередь делают несколько шагов двое мужчин в милицейской форме.

Один из них: Андронов Кирилл Алексеевич? Капитан милиции Костюченко. Вам придется пройти с нами. Вы задержаны по подозрению в нарушении статьи 191 Уголовного кодекса Российской Федерации «Незаконный оборот драгоценных металлов, природных драгоценных камней или жемчуга».

Кирилл (без удивления): Мне надо позвонить матери.

Костюченко (миролюбиво): Из отделения позвоните.

В изоляторе временного содержания. Мать подходит к решетке, ее лицо выражает то ли растерянность, то ли опаску, так или иначе, что-то настолько для нее не характерное, что это выглядит мало-мальски естественно лишь в таком не характерном для нее месте.

Мать (неуверенно): Не волнуйся, Кира, у тебя будет хороший адвокат. Я верю, что ты ни в чем не замешан.

Кирилл (не глядя на нее, хмуро): Я замешан, мама.

Мать, так же неуверенно, протягивает руку между прутьями и похлопывает Кирилла по щеке.

Комната для свиданий в СИЗО. Кирилл и Женя сидят друг напротив друга за столом по разные стороны прозрачной звуконепроницаемой перегородки. Разговор между ними осуществляется через переговорное устройство.

Кирилл: … В целом терпимо, лучше, чем я думал. Со мной в камере еще пять человек, все тоже по «экономическим» статьям, так, мелочи, поэтому никто не роскошествует. (Косится на охранника в углу.) Главная беда – пыль. Слава Богу, мать упросила, чтобы ей разрешили передать мне супрастин, так что сейчас полегче… бушевал, что жене не позволили передать ему вязание. Ну, из-за спиц. Чуть ли не рыдал, мол, это лучшее средство, чтобы успокоить нервы, – он очень нервничает перед судом… Знаешь, один тут, Вторая беда – с утра до ночи слушаешь чужие разговоры. Про гонки на внедорожниках по Казахстану с каким-то губернатором… Только чтением отвлекаешься. И от их болтовни, и от своих мыслей. Спасибо за Сергия Булгакова, давно собирался его почитать. Если еще придешь, принеси, пожалуйста, Томаса Манна, «Волшебную гору»? Чудно: мне ее порекомендовал человек, которого обвиняют в хищении, но он не виноват, его подставили партнеры, которых он считал друзьями. Сам он по образованию врач-ортопед, но решил производить молочную продукцию, они втроем выкупили у бывшего колхоза ферму, где все разваливалось, отремонтировали, коров завезли… Прости, может, тебе не интересно?

Женя: Мне интересно, рассказывай.

Кирилл: Так вот, дальше он просто не глядя подписывал всю документацию, которую эти двое ему подсовывали, потому что доверял им. А они наворовали и смылись, оставив его с гигантскими долгами. Он мне целую лекцию прочел о том, как устроена молочная ферма, как ухаживать за коровами, какие к их содержанию и к молоку предъявляются санитарные требования. Я даже не представлял, сколько денег уходит просто на взятки… (Снова косится на охранника.) Я слушал его не столько от скуки, сколько из сострадания – невинно ведь сидит человек, и сколько, возможно, потом просидит, уже в другом месте…

Женя: Ты не обидишься, если я спрошу?

Кирилл: Спрашивай о чем хочешь.

Женя (опустив глаза): Ты правда?..

Кирилл: Правда ли я замешан? Правда ли виновен? Правда.

Они на несколько минут замолкают.

Камера. Ночь или поздний вечер. Кирилл лежит на нижней койке двухъярусной кровати, читает при свете карманного фонарика.

Ортопед (с верхней койки над ним): Я ни о чем не жалею.

Кирилл понимает, что эта внезапная реплика, не продолжающая никакой оборванный разговор, адресована только двоим здесь: ему и ее произнесшему.

Кирилл: Не жалеете… о чем?

Ортопед: О том, что доверился. Я бы и сейчас так сделал.

Кирилл (почти возмущенно, но не отдавая себе в этом отчета): Дали бы себя кинуть?

Ортопед: Не надо употреблять это гнусное слово. Да, если когда-нибудь, после того как я выйду, у меня опять будет совместный бизнес с людьми, которых я много лет знаю, я буду прежде всего полагаться на их честность.

Кирилл: И вас снова обуют. Простите за слово.

Ортопед: Пусть они жалеют о том, что так поступили. Всегда доверяйте людям, Кирилл.

Другой сокамерник: Эй, ночь вообще-то! Людям спать охота!

Третий сокамерник (с ехидцей): А тебе завтра в первую смену к станку?