Рюмка водки на столе

Июльским, да еще субботним утром отправляться компанией за город – самое то. Электрички по выходным ходят бодро, без дневного перерыва.

Расписание у выхода на перрон маленького Рижского вокзала внимательно изучали вчетвером. Хотя и так заранее было ясно, что самая подходящая электричка – 10.50. Гучины – Стас и Катя, числились гостями. Принимающей стороной были Эдик и его жена Ангелина. Притом что их супружеский стаж был больше, чем у Гучиных, но фамилии они носили разные. Ангелина в бытность невестой предпочла оставить красивую девичью фамилию – Ларина. Фамилия супруга казалась ей неблагозвучной, хотя обычная была, в сущности, русская фамилия – Кулехин.

В электричке были открыты все верхние узкие половинки окон, в них летел сосновый ветер.

Вчетвером они оккупировали две лавочки, друг напротив друга, и представляли собой довольно живописную группу. Они были забавно симметричны. Кругловатый, пухлый, приземистый Эдик выглядел оруженосцем при статной царственно-дородной жене. Против него возвышался длинный, костистый узколицый Стас, почесывающий короткую бородку. При нем состояла маленькая, хрупкая Катя. Большая добрая Ангелина смотрела на нее с умилением, часто поправляя кругленькие очки.

С учетом наплывающей из-за горизонта жары хозяева дачи и гости были во всем легком, светлом, игривом. На Кате была короткая юбка, открывавшая стройную загорелость ног, на Ангелине – легчайшие летние штаны, облегавшие налитую плоть. Муж Эдик мог гордиться мощью и прочностью семейного тыла. Ангелина, вообще, предпочитала брюки, а юбок не любила. Хозяева дачи были экипированы небольшими разноцветными рюкзачками, из тех, которые обожают девочки-тинейджеры. В рюкзачке у Эдика нервно подрагивали три бутылки итальянского вина. У ног Ангелины дремала пузатая спортивная сумка, загруженная под завязку книгами. Ученая жена Эдика намеревалась добить в дачных условиях вторую главу диссертации. От мужа ожидалось моральное содействие.

В общем, на дачу ехали люди интеллигентные. Разговор в вагоне струился в основном вокруг неграмотности современных журналистов. Излагал Стас, работавший редактором, остальные слушали и соглашались. Стас говорил:

– …И главное ведь – ничего не читают! По-моему, даже того, что сами пишут. Вот, спорили при мне как-то, где Огненная Земля. Пришли к тому, что в Африке!

– Упал уровень, упал, – томно подтверждал Эдик, – особенно среди молодежи.

Когда-то они работали вместе в редакции и даже пытались воплотить пару идей. Но Эдику как-то все быстро наскучило. Темп, сроки, планерки, спешка. Он мог подчас мыслить оригинально, но был феноменально ленив.

В противоположных концах обширного участка высились два деревянных строения. В одном можно было узнать поглощенный декоративным виноградом летний садовый домик с крохотной верандой. Метрах в двадцати от него был сооружен навес, под которым за длинным столом можно было усадить футбольную команду. Правда, компании больше пяти человек тут собирались крайне редко. Ангелина была, в общем, гостеприимной хозяйкой, но Эдика большие сборища раздражали. С ними было хлопотно. Его супруга как-то тайком жаловалась Стасу, что у Эдика выявилась склонность тихо напиваться на даче в одиночку.

У калитки их встречала тринадцатилетняя дочь хозяев дачи Таня – рослая загорелая девица в сарафане. Ее плотная фигурка уже обнаруживала сходства с фигурой мамы.

Хозяин дачи рассеянно оглядел дочь:

– Танюха, привет. Все прибрала? Как договаривались? И под навесом тоже? А в углу?

Девочка ритмично кивала, ухмыляясь.

Участок был большой и не слишком ухоженный. Но в его густо заросших осотом и крапивой углах был какой-то особый уют и диковатая живописность. Эдик водил Стаса с Катей по периметру и объяснял, где он собирается поставить новый – уже бревенчатый дом и как перестроить кухню. Стас припоминал, что год назад планы у хозяина была точно такими же. Суетящаяся неподалеку Ангелина как-то очень церемонно пыталась шугануть со стола здоровенного серого кота:

– Мефодий, голубчик, идите-ка вон!

День стелился удачно. Под навесом пили сухое вино: за жен, за юную поросль, за новые мечты о новом доме из толстых бревен, за лето, набиравшее силу, за диссертацию о норвежской литературе (уже вторую), творимую Ангелиной. После пятого или шестого тоста приспела очередь фотоальбома о годичном проживании Ангелины и Эдика в Европах. То была особая песня.

Область научного интереса Ангелины, весьма далекая от насущных нужд родной страны, была замечена в Норвегии, которой, вероятно, льстило внимание начитанной жены Эдика. Ангелина была удостоена гранта – немалой суммы на неспешное изучение предмета в студенческом городке при университете Тронхейма. Грант подразумевал смету расходов нормального европейского исследователя. То есть предполагал деньги на хорошее питание, оплату комнаты в кампусе, разъезды, медикаменты и гигиенические средства, кабельное TV, приобретение литературы и даже содержание любимых домашних животных.