Рюмка водки на столе

Стас с Ангелиной подошли к домику, увитому виноградом. На крылечке Мефодий вылизывал пушистое пузо. Увидев хозяйку с гостем, лизать перестал и посуровел. Вблизи дома пахло нагретым деревом. Стасу запах показался восхитительно летним.

Ангелина, склонившись, потрепала кота за ухо. Мефодий повел башкой. Стас подумал, что эти легкие брюки в обтяг, штанины заканчиваются у лодыжек – все же не вполне подходящая Ангелине одежда. Массивный зад, обтянутый белым, как-то его подавлял.

В домике на веранде было чуть прохладней, чем на улице, и пахло опять же деревом и почему-то полынью. На второй этаж в квадратный проем в потолке уходила лестница, по которой Ангелина, ступая осторожно, полезла первой. Стас опять последовал взглядом за ее могучими покачивающимися белыми полушариями. На правое налипла полоска сухой коры – наверно, с лавочки под навесом. Подумав, Стас последовал за хозяйкой.

На втором этаже, в узенькой запыленной мансарде, напротив, было довольно жарко и душно. Немалую площадь занимал старый шкаф, набитый книгами, – торчали выцветшие, затрепанные корешки. У стола, похожего на те, что стоят в школьных классах, Ангелина остановилась и взвесила в руке все три тома. В распахнутое слуховое окошко падал солнечный сноп.

– У тебя это… тут отряхнуть надо, – сказал сипловато Стас, подходя к ней со спины.

– Ой, где? – Ангелина положила книги и попыталась посмотреть через плечо.

Гучин удалил налипшую древесную полоску и будто нечаянно сделал отряхивающее движение рукой. Ангелина, будто помогая ему, выставила зад и плавно придвинулась вплотную. Гучин навалился и стал жадно отряхивать-гладить обеими руками, ощущая сквозь материю теплое тело. Потом попытался расстегнуть ей пуговицу – спереди на брюках. Пальцы Ангелины помогли ему. Белая материя сползла вниз по полным ногам. Гучин часто задышал, расстегиваясь и пристраиваясь.

Несколько минут спустя исследовательница норвежской литературы томно застонала и прилегла грудью на стол. К запаху нагретого дерева и пыли добавился новый острый запах. Гучин тоже чуть склонился, громко дыша, глядя Ангелине в затылок и тиская ей поясницу. Полушария подрагивали, покрываясь нежной сыпью мурашек.

Снизу из зелени донесся Катин смех. Потом жалобное мяуканье Мефодия. Ангелина взглянула через плечо. Гучин медленно отстранился, но потом, склонившись, поцеловал ее в шею. Он ощущал сильный хмель и от полного умиротворения был, конечно, далек. В таком состоянии он не мог получить его быстро.

Он услышал голоса. Внизу под навесом Эдик поучал Катю, как нанизывать мясо на шампур. Катя опять смеялась. Гучин принялся торопливо натягивать джинсы.

Уже спускаясь по лестнице, Ангелина вдруг вспомнила:

– Ой, а книги-то!

Пришлось возвращаться.

Пока мясо жарилось (Эдик, поворачивая шампур, негромко приговаривал: «Теперь с этого бочка… А теперь с этого…») и пока его ели, Стас Гучин ощущал нарастающее чувство неловкости и злости на себя. Более всего хотелось все тут же бросить, подхватить сумки и Катю и бежать на электричку. Но это было бы, конечно, нелепо. Он косился на Ангелину, ожидая заметить похожие признаки беспокойства. Но Ангелина вела себя совершенно естественно: мыла посуду, ставила чай, покрикивала на кота. Постепенно он успокоился. Через полчаса они с Эдиком поняли, что хорошо бы добавить. Но видимые запасы были исчерпаны. В траве нежились три пустые бутылки из-под вина.

– Мясо было хорошее, – заметил Стас.

– Пойдем в тот конец, – таинственно предложил Эдик, – к старой душевой. Вино – оно как вода…

В дальнем конце участка, в густейших зарослях осота и малины пряталось хлипкое дощатое строение, напоминавшее забытый резервный сортир. Хозяин пролез сквозь стену из тугих стеблей, присел на корточки и запустил руку под стену строения.

– Из горлышка, значит, надо будет, – просипел он, протягивая Стасу початую литровую бутылку водки с содранной наполовину этикеткой, – если б стаканы взял… бабы шуметь бы начали… Верно? Садись – вон ящик, видишь?

Стас сделал глубокий вдох и глотнул. Укусил предложенный огурец. Теплый зеленый мир вокруг торжественно плыл. Было славно. Эдик принял бутылку, утер пот со лба и тоже сделал пару глотков.

Несколько секунд они сидели молча. Потом Эдик взвесил в руке бутыль, поморгал блаженно и неожиданно спросил:

– Ну как, Стась, отымел Ангелину Сергевну? А? Понравилось?

Гучину ударила в лицо кровь. Он секунду осмысливал, потом сделал недоуменный, но несколько жалкий жест руками.

– Да это… Эд… с чего ты взял?! Ты что? Как ты мог… это…

Эдик сделал взбалтывающий жест и снова приник к горлышку. Оторвавшись, выдохнул и прикрыл глаза. Потом пробормотал:

– Да ладно. Хорошему человеку не жалко…

Гучин приложил руку к груди, яростно помотал головой.

– Да поверь… Вовсе и… абсолютно…

Эдик перебил:

– А мне чего-то с ней… не доставляет… Ну никак не доставляет… Я ей говорю – ты похудей хоть… Еще глотну – ты не против?..

Глотнув, он резко повел рукой вправо от себя.

– Она вот говорит – коси, мол, участок. Мол, зарастает. А я – люблю заросли. Ведь уютно так сидеть, а? И маскировка опять же…