Рюрик

Существенным шагом вперед в изучении «варяжского вопроса» стал вышедший в 1844–1845 годах в Петербурге на немецком языке двухтомный труд «Die Berufung der schwedischen Rodsen durch die Finnen und Slawen» («Призвание шведских росов финнами и славянами»), принадлежавший перу Ариста Аристовича Куника (1814–1899), выдающегося нумизмата, адъюнкта, а затем академика Императорской Академии наук, который в течение сорока лет служил хранителем в Императорском Эрмитаже. Среди существенных сторон исследований Куника была лингвистическая разработка проблемы. Он, в частности, предложил существенное уточнение в скандинавской этимологии слова «Русь». Название «русь» могло восходить к скандинавскому слову rodsen, имевшему значение «гребцы».

Так якобы называли себя скандинавы, отправлявшиеся на восток, в земли финских, а затем и восточнославянских племен. На финской почве это слово приобрело форму ruotsi, которым и сейчас в финском языке называют шведов (напомню, что финно-угорские племена, к которым относились и чудь, и меря, и весь, в древности населяли огромные территории на севере Руси). Затем из ruotsi возникло слово «русь», которым первоначально именовали варягов, составлявших основу дружины первых русских князей. Потом слово «русь» распространилось уже на все подвластные этим князьям племена и стало названием народа и государства. Эта версия, лингвистически весьма хорошо обоснованная, до сих пор остается одной из наиболее вероятных (хотя отношение самого Куника к ней впоследствии стало скептическим).

Куник также придавал в древнерусской истории большое значение хазарам, полагая, что летописные основатели Киева — Кий и его братья — имели хазарское происхождение (много позже эта мысль также получила развитие у некоторых историков). Важными были наблюдения Куника и над параллелями летописного рассказа о призвании князей. Он, в частности, обратил внимание на похожую легенду о прибытии саксов в Британию, которую зафиксировал немецкий автор X века Видукинд Корвейский. Поскольку находились всё новые и новые аналогии у разных народов, Куник предположил, что сказание о призвании князей является «бродячим мотивом», повторяющимся в разных преданиях Европы. Так постепенно расширялся культурный контекст летописного известия о Рюрике.

Наиболее активным сторонником «норманнской теории» в середине XIX века был Михаил Петрович Погодин (1800–1875), который вообще был очень яркой и неординарной личностью[82]. Сын крепостного крестьянина, получившего вольную, Погодин окончил Московский университет, где впоследствии был профессором, с 1835 года занимая кафедру русской истории. В 1841 году он был избран академиком Петербургской академии наук. Погодин являлся одним из крупнейших историков своего времени и прославился также как собиратель древностей, пополнивших позднее ведущие музеи и библиотеки страны. В 1856 году Погодин построил в Москве деревянный дом (так называемая «Погодинская изба») в «русском стиле», где и разместил свое уникальное «древлехранилище». Это здание сохранилось до сих пор.

В 1825 году Погодин защитил магистерскую диссертацию «О происхождении Руси», которая была опубликована отдельным изданием. В диссертации он полемизировал со взглядами известного историка и литератора, профессора Московского университета Михаила Трофимовича Каченовского, который разделял мнение Эверса о хазарском происхождении Руси (Каченовский известен также как глава так называемой «скептической школы» в русской историографии, ставившей под сомнение достоверность древних русских летописей и других источников того времени). Погодин собрал и проанализировал всевозможные письменные источники, в которых упоминались варяги-русь, и на основе этого анализа сделал вывод об их скандинавском происхождении. В этой работе был обозначен исследовательский метод Погодина, которому он оставался верен всю жизнь. Прежде чем делать какие бы то ни было исторические умозаключения, необходимо изучить максимально возможный комплекс источников по теме и только после этого на их основе строить научные теории. Иными словами, это был очень логичный источниковедческий подход — идти от частного к общему, от конкретных данных, сведений, известий к теоретическим обобщениям. Собственно ничего в этом экстраординарного нет — по идее, так и должен поступать любой исследователь. Поэтому выводы Погодина оказывались достаточно аргументированными. Вообще Погодин в своих произведениях стремился к возможно большей, даже «математической» точности и доказательности (что, правда, не всегда ему удавалось).