Рюрик

— Коль, ты подумай сам. Ей пятнадцать лет, она вообще красотка! Такая, знаешь, сексуальная, глазищи огромные, грудь, ноги! Нахрена ей этот козел с мотоциклом? Она просто сбежать хотела, понимаешь? Использовала его!

— Как?

— Ну как, Коль? Он ее досюда-то довез, а потом она мотоцикл у него украла. И уехала на нем. Может, с кем еще договорилась, может, ждал ее кто?..

Во всей этой истории продавщицу интересовала исключительно интимная подоплека событий: кто с кем спал, кто кого обманул и насколько все это сочетается с общественными представлениями о добре и зле? Вполне сочетается, с ее точки зрения. Ведь если есть искренние чувства, то все остальное вроде как и неважно уже.

Продавщица надеялась на продолжение истории, ей хотелось, чтобы мужик с мотоциклом выступил по телевизору, чтобы он рассеял ее сомнения, чтобы подтвердил или, напротив, опроверг выстроенные ею версии, чтобы утолил печаль, которая одолевает ее, наблюдающую за буйством чужой жизни от страха жить своей собственной.

Николаю, напротив, не было никакого дела до того, кто кого любил, обманул и обокрал. Стоя рядом с продавщицей, ощущая тяжесть пакета с «рожками», он вдруг понял, что девчонка сейчас в заказнике, что некуда ей было деться с того места, где он нашел мотоцикл.

И что никто не ищет ее.

Николай поспешно распрощался с продавщицей и направился домой.

Дома Сайгон вертелся под ногами, возбужденно подбрехивал, словно догадался, что задумал хозяин, хотя сам хозяин понятия не имел, что задумал. Николай достал банки с тушенкой, смазал ружье, наточил нож, отдраил жестяной котелок, перекосившийся от времени, как долго лежавшая в шкафу шляпа. А когда все это добро было отправлено в зеленый армейский рюкзак, Сайгон вдруг лег и протяжно завыл. Николаю ничего не оставалось, как привести лайку в чувство хорошим пинком.

После чего человек и собака вышли из дома и двинулись в лесной заказник.

Николай Бурцев наконец понял зачем: он хочет найти живую девочку, пусть и чужую.

Тем временем выпустили Михаила.

Кучка журналистов караулила его возле отделения полиции, прибыли даже несколько камер с федеральных каналов. Но никто к нему не бросился, не засыпал вопросами, Михаил даже не знал, снимали ли они его. Капитан вызвал ему такси, Михаил доехал до гостиницы, принял душ, а потом полтора часа читал социальные сети, но не прочел и десятой доли того, что там про него написали.

Он не добрался даже до папки «Личные сообщения» в собственном аккаунте, на котором за всю жизнь выложил лишь две фотографии — себя с Леной и себя с мотоциклом.

В «Личные сообщения» ежеминутно сыпались приветы от незнакомых людей, стремившихся выразить Михаилу поддержку, от давних знакомых, которые, оказывается, все эти годы не забывали о нем, некая Кариша Шу (в ней он опознал свою одноклассницу Карину Шуманову, с которой неудачно попытался переспать на выпускном) отправила ему эмодзи в виде букета роз, который ритмично дергался, чтобы рассыпаться в итоге ворохом сердечек.

Михаила даже приглашали выступить на шоу Александра Гордона.

Он попытался заснуть, но не смог.

Проворочавшись минут сорок, Михаил оделся и спустился в гостиничный бар, где заказал себе котлету пожарскую с пюре и салат столичный. Пока ему несли виски, он обнаружил в телефоне шестьдесят девять не отвеченных вызовов от мамы и тридцать два от Лены. Михаил глотнул виски, и с первого же глотка стало очевидно, что удовольствия ни этот виски, ни этот обед не принесут, но чем еще заняться, он просто не представлял.

После первых мучительных пятидесяти грамм Михаил позвонил Лене.

— Миша! — крикнула она. — Где ты?!

— Я в гостинице. В Вологде, — ответил он.

У Лены на заднем плане что-то стучало и шумело, как будто она говорила, сидя на стиральной машине.

— Как ты?

— Нормально.

— А что… что все-таки случилось? — спросила она.

Михаил несколько секунд молчал, потом сделал солидный глоток, и от Лены это не укрылось.

— Ты пьешь, что ли?

Он оставил этот вопрос без ответа и принялся обстоятельно отвечать на предыдущий.

— Я познакомился с девушкой на трассе, — сказал Михаил, — она просила отвезти ее в Архангельск. И я взял ее. Она, в общем… понравилась мне. Что-то в ней такое было… стремное, но… притягательное.

— Ты спал с ней?

— Да, разумеется. А что еще я мог с ней делать? — Он усмехнулся.

Лена молчала.

— Потом мы поругались… Я… наверное, я был не совсем прав в этой ссоре… — продолжал Михаил. — А она… тоже психанула, взяла мой мотоцикл, уехала на нем, потом, видимо, бросила… И… — он снова издал неуместный смешок, — продолжила, так сказать, свой жизненный путь. Вот что со мной случилось, Лена.

— Тебе не стыдно? — тихо спросила она.

— Нет, — ответил Михаил. — А почему мне должно быть стыдно?

— Может, потому что ты разговариваешь со своей девушкой, нет? — попыталась Лена сыронизировать.

— Я не хочу, чтобы ты была моей девушкой, Лена. Я же все тебе написал.

— Ты глупости не говори, — сказала она после недолгой паузы, — проспись, а потом созвонимся.

Лена отключилась. Перед Михаилом поставили тарелку с котлетой, и, пользуясь случаем, он попросил еще виски.