Ривер Уайлд

— Ну… иногда ты бываешь добр ко мне.

— Нет. Иногда я терплю тебя.

Я смеюсь.

— Ты повез меня за елкой. Это было очень мило.

— Нет, не было. Я все равно туда собирался. Просто взял тебя с собой, потому что ты беременна, и независимо от того, мудак я или нет, моя бабушка поднимется из могилы, придет и надерет мне задницу за то, что я оставил беременную женщину тащить рождественскую елку.

— Вполне справедливо. И… я сочувствую по поводу твоей бабушки.

— Она была стара. — Он пожимает плечами. — И это случилось много лет назад.

— Мне все равно жаль.

Хочу спросить о его маме, но не знаю, как. Поэтому возвращаюсь к нашему разговору.

— В магазине ты был добр к Элли.

— Я был почтителен. Меня учили уважать старших.

Его бабушка.

— Уважение. Ясно. — Я киваю. — Ты был мил с Мэйси... ну, после моей подсказки.

— Подсказки? Больше похоже на принуждение. И если ты считаешь, что это я вел себя хорошо, то тебе нужно проверить голову.

Я широко улыбаюсь.

— Может, и нужно.

— Тут нет других вариантов. А теперь, может, хватит страдать херней? Мы попусту тратим время, и это меня раздражает.

— Тебе куда нужно?

— Нет.

Я наклоняю голову в сторону, мне приходит мысль.

— Чем ты зарабатываешь на жизнь?

— То тем, то сем.

— Звучит неопределенно.

— Так и есть.

— Я работаю в закусочной.

Он смотрит на меня так, будто я распушилась, как рождественская елка.

— Э-э, я знаю. Потому что ты уже, бл*дь, мне говорила.

— Я официантка.

— Ого. Да что ты? Я потрясен.

— Я могла бы работать поваром, — говорю я ему.

— Нет, не могла, потому что повар — Гай, и он все еще там работает. Кроме повара и официантки, в закусочной нет другой работы. Итак, давай перейдем к сути нашего разговора.

— Ну, — я пожимаю плечами, — я просто подумала, если расскажу тебе о своей работе, ты, возможно, расскажешь мне о своей.

— Ты ошиблась.

— Почему?

— Потому что это не твое дело.

— Ты грубишь, Ривер.

— Если верить тебе, раньше я был милым.

— Да, был. А теперь грубишь.

— Я грубый. Злой. И мудак.

— С этим я спорить не буду.

— Хорошо. Так что прекращай спорить немедленно и тащи, бл*дь, садовые ножницы, чтобы я мог подстричь твое чертово дерево.

— Откуда ты знаешь, что у меня есть садовые ножницы?

— Потому что видел тебя в саду, когда ты подстригала свои кусты.

Из меня вырывается смешок.

— Ты ведь понимаешь, как это прозвучало?

Он бросает на меня невинный взгляд.

— Понятия не имею, о чем ты.

— Конечно, не имеешь. — Я закатываю глаза. — А ты понимаешь, что, предлагая подстричь мое дерево…

Я фыркаю, а потом зажимаю рот рукой, и он смеется.

— У тебя грязные мысли, Рыжая. — Он медленно качает головой, выдерживая мой взгляд. — И ты только что фыркнула?

— Ты тоже засмеялся.

— Но я не фыркал. — Его глаза темнеют от какого-то непонятного чувства. — И я никогда не утверждал, что мои мысли чистые.

«Ох… адские колокола и рождественские бубенцы».

Что-то сжимается у меня в животе, вызывая между ног боль. Стиснув бедра, прикусываю щеку изнутри.

— Ты снова милый, — говорю я уже тише.

— Нет. Я предлагаю подрезать дерево, потому что ты вдвое меньше него и беременна; следовательно, ты не будешь лазить по лестницам.

Я делаю глубокий вдох.

— Да, ты прав. Это не мило. Это называется быть добрым и заботливым.

— Твою ж мать, — стонет он.

— А я, между прочим, не такая и маленькая.

Его брови вопросительно поднимаются.

— Ты можешь достать до верхушки дерева?

— Ну... нет.

— Неси еб*ные ножницы, Рыжая.

«Ох».

— Ладно.

Я иду за садовыми ножницами, достаю их из шкафчика под раковиной, где держу садовый инвентарь, и отдаю их Риверу.

— Хочешь что-нибудь выпить? — спрашиваю, передавая ножницы.

— Кофе. Черный.

— Как твое сердце, — язвительно замечаю я и тут же об этом жалею. — Ох. Извини, это было грубо.

Особенно после того, как он свозил меня за елкой, а теперь помогает с ним.

Он останавливается и смотрит на меня.

— Не извиняйся. Я говорил тебе вещи и похуже.

«Разве? Он говорил всякие резкости, но ничего столь ужасного».

Отвернувшись, направляюсь обратно на кухню, но меня гложет чувство вины. Я останавливаюсь в дверях и оглядываюсь на него через плечо.

— Ривер…

Он на меня не смотрит, но я знаю, что он слушает.

— Я не считаю, что у тебя черное сердце.

Ответа нет.

— Ривер…

— Я слышал тебя, Рыжая. Ты не считаешь, что у меня черное сердце.

— Нет, я не об этом, — поворачиваюсь к нему лицом. — Я хотела тебя кое о чем спросить.

— Я должен отвечать?

— Только если хочешь.

— Вообще-то, не хочу.

— Ладно.

— Да твою ж мать. — Он вздыхает и поворачивается ко мне. — Что?

Теперь я чувствую себя немного глупо. Но я начала это, так что должна продолжить. Я потираю руки.

— Ну, мне просто интересно... мы... друзья?

— Подожди. — Он поднимает руку. — Неужели я только что бросил вызов законам времени и вернулся в начальную школу?

— Смешно.

— Знаю. И, нет, Рыжая, мы не друзья.

— О. Ясно. — Мое сердце замирает. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержать дрожь.

Он снова вздыхает.

— Я не завожу друзей, Кэрри. — Теперь его голос звучит тише. — Но если бы заводил, то ты была бы самым близким мне человеком.