И в тот момент, когда Урусамбек почему-то стал сравнивать Тимофея с Ахмедом, стройного, крепкого, ладного, бородатого, с хитрецой купца-христианина с неуклюжим, тяжело дышащим, безобразно толстым, гладко выбритым, казалось, насквозь пропитанным преданностью мусульманином, ему вдруг, открылась истинная причина того, почему изо дня в день откладывается прием посольства государями, почему так заботлив князь Иван Васильевич Чернышев, почему так невнятны ответы князя на вопрос Урусамбека о том, в чем заключается подготовка царя и патриарха к встрече посольства, и, наконец, зачем нужно было арестовывать казака Ивана Кривцова. Было очевидно – в первую очередь Патриарх Филарет хотел у казачка Кривцова разузнать, известно ли ему, Урусамбеку, что Московское правительство отказало картлийским и кахетинским послам, просившим присоединить Картли и Кахетию к Московскому государству. То, что такое решение принято Урусамбек узнал в Белгороде, когда после прочтения послания шаха решил поинтересоваться у местного воеводы, что тот думает о том, будут ли воевать русские с шахом за грузинские княжества. Подвыпивший воевода, которого больше волновало, сможет ли увеличить Московское правительство помощь Белгороду в борьбе с татарами проговорился Урусамбеку, мол, царь и патриарх картлийским и кахетинским посланникам в помощи отказали, при этом сослались на отсутствие необходимых сил, на последствия недавнего разорения, на продолжающуюся войну с ханством и турками.
Найдя, как показалось Урусамбеку, точку отсчета для анализа сложившейся ситуации, он сделал для себя вывод о том, что именно от ответа на этот вопрос, что известно Урусамбеку об итогах русско-грузинских переговоров, будет зависеть поведение царя и патриарха, то есть, смогут ли они продемонстрировать свой отказ поддержать грузинские княжества как шаг доброй воли, с целью крепить дружбу с шахом, или же им придется сообщить о принятом решении, как о подтверждении неприятного факта того, что у Московского государства нет в данный момент необходимых сил вести войну против Шах-Аббаса, за присоединение грузинских княжеств. Непонятно Урусамбеку было только одно: какую роль в этом всем играют события, разыгравшиеся на мосту несколькими часами назад? Кто такой этот князь Василий Васильевич Голицын? И прав ли князь Чернышев, что это происшествие – рядовой случай на заснеженном московском мосту?
Посол хорошо понимал, что это решение Московского правительства обрекает полководца Георгия Саакадзе, разорвавшего с шахом и поднявшего восстание против того, кому почти двенадцать лет служил верой и правдой, сражаться в одиночку во главе немногочисленной армии, без всякой надежды и на поддержку турок, а это было равносильно поражению.
Урусамбек прервал нахлынувшие на него раздумья и обратил свой взор на ожидавших от него какого-то решения Тимофея и Ахмеда.
– На, возьми, на память! – обратился Урусамбек к купцу и протянул ему поднос с сухофруктами. – Таких подносов, я знаю, у вас не делают. Сам видел, когда по Москве ходил. Только чтоб злым людям и трусам на нем еду не подавал, да чтоб по кругу за милостыней не пускал. Иначе горе тебе принесет.
Тимофей обратил внимание на то, как в этот момент изменилось выражение лица посла. Перед ним стоял совершенно другой человек, не тот, что всего полчаса назад встретил его расспросами. Тот был хитрый, коварный, злой. А этот умный, благородный, великодушный.
«Черт их поймет, этих басурман» – подумал он про себя. Затем перекрестился, поклонился и с достоинством вымолвил: – Благодарствуйте.
Урусамбек не знал этого нового для него русского слова, но внутренним чутьем понял, что это доброе слово. Уже хорошо знакомым Ахмеду движением глаз приказал удалиться. Ахмед попятился к двери и, не закрывая прохода, перед ней остановился. За ним во весь рост двинулся Тимофей Прохоров, у двери поклонился послу и вышел. Следом выкатился Ахмед и бесшумно закрыл за собой двери.
Грузинец остался вновь один. Была глубокая ночь. Он выглянул в окно. Снова шел снег, вокруг расстилался белый покров. Пройдя в глубь комнаты, он опустился на колени, прижался лбом к ковру и начал молиться. Он давно уже научился играть роль правоверного мусульманина, в душе по-прежнему оставаясь христианином. Ему не надо было даже поворачиваться назад, чтобы убедиться в том, что за ним в небольшую щель следит Ахмед. Толстяку он не верил и был убежден, что отчеты о каждом дне пребывания Урусамбека в Москве тот добросовестно составляет и при каждом подходящем случае со своими людьми отправляет Шах-Аббасу.
Глава третья
С какой целью Патриарх Филарет пригласил к себе иеромонаха Гермогена? О каком чудесном событии Святейший рассказал молодому брадобрею? В чем под пытками сознался казак Иван Кривцов? Об этом и пойдет рассказ в третьей главе.
В полдень Патриарх Филарет, отложив срочные дела, повелел стражникам впустить в свои покои цирюльника.