Роб Рой

Я родился гражданином мира, и мои наклонности постоянно приводили меня туда, где я мог пополнить мое знание людей: и не было у меня притязаний, заставлявших меня держаться общества людей высшего сословия, — а потому я редко отклонял воскресное гостеприимство хозяина гостиницы — под знаком ли Подвязки, Льва или Медведя Почтенный кабатчик, всегда достаточно важный, а тут еще более возвысившийся в собственных глазах оттого, что занял председательское место среди гостей, которым обычно должен был прислуживать, сам по себе представлял занимательное зрелище; а вокруг него, озаряемые его благосклонными лучами, вращались планеты менее значительные. Острословы и шутники, виднейшие лица города или деревни, аптекарь, юрист, даже сам священник, не гнушались этого еженедельного празднества. Гости, попавшие сюда из самых разных мест, представители самых разных занятий, по языку, по манерам, по образу мыслей представляли собою странный контраст, весьма любопытный для того, кто желает познать человеческую природу во всем ее многообразии.

И вот в такой день и по такому именно случаю мне и моему робкому попутчику предстояло почтить своим присутствием стол румяного владельца «Черного Медведя» в городе Дарлингтоне, Дурхэмской епархии, когда хозяин сообщил нам, как бы извиняясь, что к обеду приглашен среди прочих один шотландский джентльмен.

— Джентльмен? Какого рода джентльмен? — поспешил осведомиться мой попутчик, подумавший, наверное, о джентльменах с большой дороги, как их тогда величали.

— Какого рода? Шотландского, как уже сказано, — ответил хозяин. — Они там все, доложу вам, джентльмены, хоть на ином и рубашки-то нет прикрыть наготу; но этот как раз довольно приличный плут — самый большой ловкач с севера Британии, какого только встретишь по сю сторону Бервикского моста; он, сдается мне, торгует скотом.

— Превосходно, пусть разделит с нами компанию, — сказал мой попутчик и, повернувшись ко мне, стал излагать свои воззрения: — Я уважаю шотландцев, сэр; люблю и почитаю этот народ за его нравственные устои. Часто приходится слышать, что у них будто бы грязь и нищета, но я хвалю неподкупную честность, даже когда она ходит в отрепьях, как сказал поэт. Я знаю из верного источника, сэр, — от людей, на которых можно положиться, — что в Шотландии совершенно неизвестно, что такое разбой на большой дороге.

— Вероятно потому, что у них там грабить нечего, — вставил владелец гостиницы и захихикал, приветствуя собственное остроумие.

— Ну нет, любезный хозяин, — прогудел за его спиной сильный, глубокий голос, — скорее потому, что ваши английские акцизники и ревизоры,[30] которых вы послали на север, за Твид, прибрали грабительский промысел к своим рукам.

— Прекрасно сказано, мистер Кэмпбел! — подхватил хозяин. — Я не знал, что ты от нас так близко. Но ты знаешь, я истый йоркширец. Как идут дела на южных рынках?

— Как обычно, — ответил мистер Кэмпбел: — умные покупают и продают, дураки покупаются и продаются.

— Но и умные и дураки не отказываются отобедать, — сказал наш радушный хозяин, — а вот как раз нам несут самый великолепный говяжий огузок, в какой только доводилось втыкать вилку голодному человеку.

Сказав это, он тщательно наточил нож, занял свое королевское место за верхним концом стола и весело принялся наполнять тарелки своих разношерстных гостей.