«Да вот что-то было во всем этом — и прием горячий, и любовь народа, и моя спина больная, и мне так хорошо, а тут еще флаг этот… — говорит он. — И меня прям переполнило. Буквально».
Вот мысли, с которыми он уезжает из стадиона Ганновера и направляется в аэропорт. Ну, эти мысли и еще одна другая. В темноте он поворачивается к Айде.
«Я, — говорит он, — придумал отличную кличку собаке: Шоубиз».
В следующую половину тура он живет в доме высоко в горах над Ниццей, на юге Франции, и оттуда ездит на каждый концерт. Длинная петляющая дорога от дома до аэропорта, и сегодня, пока мы едем, он делится тем, что у него на уме.
«Барри Гибб, — начинает он, — говаривал, что им не разрешалось быть слишком „большеголовыми“, потому что все всегда им твердили, какое они дерьмо. — Пауза. — И со мной, похоже, то же произошло».
Я замечаю, что нынешнее шоу его — не говоря уж об обложке последнего альбома — оформлено именно что крупными головами Робби Уильямса. Но так его с толку не собьешь. «Шутки в сторону, — заявляет он. — Интересно, был бы я настолько скромен».
В машине никто не поддерживает такую точку зрения, и тишина становится слишком уж явной.
«Да скромный я, блин!» — бросает он в раздражении.
Я предполагаю, что с этим вопросом стоит разобраться до того, как мы сядем в его частный самолет.
«Ну, в любом случае это моя история, и я, блин, ее придерживаюсь, — говорит он и пренебрежительно добавляет: — До фига у меня этого».
И поворачивается к Айде: «Я скромный, скажи ему».
«Он скромный», — покорно передает мне Айда данный месседж.
В самолете Роб пересказывает этот разговор Джози, не забывая мой неудовлетворительный ответ. «Я сказал, что если б для меня это было по-другому, то я не был бы скромен. На что Крис улыбнулся совершенно отвратительно».
Рассказывая, он случайно опускает кусочек лососевого сасими в колу.
«Для человека в моем положении, — провозглашает он, и с этого момента ты уже сам на свой страх и риск должен будешь распутывать все бесконечные нити разных уровней иронии. — Который, блин, абсолютный ас во всем почти, за что ни возьмется, я насчет этого всего дико, сука, скромный. В смысле — я отличный певец и автор песен, я, наверное, лучший в мире артист развлекательного жанра, я хороший друг, прекрасный любовник — ну, был когда-то — и все равно не смотря на все на это — скромный. На самом деле. Ну слушайте, я не на миллион миль от самого скромняги, которого вы встречали в жизни».
Мы слушаем. Ему кажется, что нам интересно знать, как же он ухитряется выступать на стадионах при такой вот беспредельной скромности. Посему он одаривает нас таким ответом: «А мне
Это просто его жизнь, так он ее проживает.
«Если б мне не надо было работать лучшим в мире артистом развлекательного жанра, — поясняет он, — я, наверное, был бы самым скромным человеком в мире. Но я должен быть лучшим в мире артистом развлекательного жанра. Это мой жребий.
По стечению обстоятельств лучший в мире артист развлекательного жанра произносит это с соевым соусом на верхней губе.
«Если ты в деле — ты в деле, — говорит он. — Должен делать это для людей». Краткая пауза. «Для европейцев в основном», — оговаривается он.
Кажется, его вполне удовлетворяет соглашение, к которому, как ему кажется, мы все пришли.
«Вот сейчас, после этого разговора, — говорит он, — я стал гораздо лучше понимать себя».
Сидя в аэропорте в ожидании своего личного самолета, он обращается ко мне:
«Это же классное развлечение, верно?»
Что именно? Жизнь?
«Ага».
Фраза на мгновение повисает в воздухе, потому он добавляет:
«Я так рад, что остался».
Ноябрь 2016 года
Один из вопросов, который часто задают знаменитостям — это о том, о чем они сожалеют. Не думаю, что ответ Роба из разряда самых ожидаемых.
«Вы знаете, люди часто на вопрос „сожалеете ли вы о чем-нибудь“ обычно говорят: нет, не сожалею, потому что без тех ошибок не стал бы тем, кто я сегодня. Я когда такой ответ слышу, всегда думаю: блин, они вообще не понимают, о чем, сука, рассуждают. Вот у меня лично куча сожалений о разном, от легких сожалений — общественное поведение, когда я вел себя определенным образом и говорил слова шокирующие, неприятные, которых лучше бы и не говорил — до того, как я на самом деле обращался с людьми. Или позволялось, чтоб со мною как-то обращались. Большие сожаления. Я не социопат, так что когда я кого-нибудь словом обидел, я потом угрызения совести чувствовал. И хотя в этом тоже есть такая заразительная энергия, сказать что-то якобы смешное, но плохая энергия от сожаления о сказанном гораздо сильнее».
Новый день — новый сон. Даже у сна, похоже, широк потенциал для унижения и вечная опасность, что он может с чем-то, да или вообще со всем, далеко зайти: