РОБЕРТ ФУЛГАМ

Вначале мы друг для друга были безликими: он – «мастер», я – «клиент». Потом появились и прочие определения: он – «невежа», «грубиян», «цирюльник», а я – «умник», «либерал», «церковник». Раз в месяц мы делали обзор мировых событий и собственной жизни, при этом каждый выяснял точку зрения другого. Мы спорили о гражданских правах, о войне во Вьетнаме и о всевозможных предвыборных кампаниях. Мы превратилиеь в своеобразные зеркала, в наперсников, исповедников, психотерапевтов и приятелей. Вместе разменяли четвертый, а потом и пятый десяток. Мы беседовали, спорили, шутили, но никогда не переступали известных границ. Он всегда помнил, чта я не кто-нибудь, а клиент. А я всегда помнил, что у него в руках не что-нибудь, а бритва.

Из этих разговоров я узнал, что он сын сельского полицейскрго, рос в бедности, в глухой провинции и в детстве не слишком жаловал индейцев. Он в свою очередь узнал, что и я родом из маленького городка и раньше не слишком жаловал негров. Дети наши были одногодки, так что трудные этапы отцовства мы с ним выстрадали вместе. Мы обменивались новостями о женах и детях, сетовали на неисправные автомобили и неухоженные газоны. Оказалось, что по выходным он бесплатно обслуживает престарелых из интернатов. А он, я так думаю, и обо мне узнал кое-что хорошее.

Кроме парикмахерской я ни разу с ним нигде не встречался, не познакомился ни с женой его, ни с детьми, ни разу не был у него в гостях и ни разу не разделил с ним трапезу. И все-таки он прочно вошел в мою жизнь, чего могло и не произойти, будь он хоть самым близким соседом. А ведь хорошие отношения у нас сложились, пожалуй, еще и оттого, что знакомство наше так и осталось шапочным, И вот теперь нет моего парикмахера, и я будто что потерял – безвозвратно. Мне даже кажется, что я больше никогда не пойду ни к какому другому парикмахеру, хотя с трудом представляю себе, как жить с двухметровыми волосами.

Мы многое эначим друг для друга, сами того не подозревая. Подумайте, каково будет священнику без паствы? Каково будет нам без бакалейщика из магазина на углу, без механика из местного гаража, без семейного врача, без учителя, соседей, сотрудников... Добрые люди, которые всегда готовы помочь, на которых можно положиться в нужных, важных мелочах. Они учат, благословляют, ободряют, поддерживают нас, скрашивают наши серые будни. Но мы им в этом никогда не признаемся, а почему – не знаю.

Конечно, мы и сами всегда кому-то нужны. От нас зависят, к нам присматриваются, у нас учатся, с нас берут пример. Только мы о том даже не подозреваем. Поэтому не надо недооценивать себя. Возможно, вам никто напрямую не скажет, как вы важны для него, но помните: людям вы гораздо нужнее, чем вам кажется.

Есть у суфиев – членов арабской секты – древняя-древняя легенда о том, как одному хорошему человеку Всевышний обещал исполнить любое желание. И человек тот сказал: «Я хочу делать добро незаметно для себя». Всевышний исполнил его просьбу. А потом понял, насколько прекрасно это желание, и решил одарить им всех людей. И с тех пор оно – в каждом из нас.

***

Мы играли в «великанов»; «волшебников» и «карликов».

Мы – это я и почти восемьдесят детей от семи до десяти лет, оставленных на мое попечение, пока их родители занимаются своими взрослыми делами. Я собрал мое войско в большом зале при церкви и объяснил правила игры. Она похожа на широкомасштабный вариант игры «камень, ножницы, бумага» и подразумевает некоторое интеллектуальное усилие – надо ведь выбирать. Ну а вообще-то самое главное – вволю пошуметь и набегаться в догонялки так, чтобы все перепуталось и уже не понять, кто за кого и кто победил.

Разделить ватагу неуемных младших школьников на команды, растолковать им правила, договориться с командами о составах – задача не из легких. Но мы постарались, успешно с ней справились – и можно было начинать.

Когда возбуждение носившихся по залу детей достигло критической массы, я крикнул:

– А теперь каждый выбирает, кто́ он: ВЕЛИКАН, ВОЛШЕБНИК или КАРЛИК!

Ребята, разбившись на кучки, оживленно зашептались на своем совещании – и тут кто-то вдруг дернул меня за брючину. Малышка – стоит и смотрит на меня снизу вверх.

– А где место для Русалок? – слышу я озабоченный детский голосок.

– Место для Русалок?

Наступила долгая пауза. Очень долгая.

– Место для Русалок? – переспрашиваю я.

– Да, где? Потому что я – Русалка.

– Но у нас же нет Русалок!

– Есть! Это я!

Девчушка не могла стать ни Великаном, ни Волшебником, ни Карликом, ибо твердо знала: она – Русалка. И не хотела выходить из игры, не хотела отойти к стенке, где собирались проигравшие. Есть по правилам Русалки или нет – не важно: участвовать она все равно будет. Именно в своей роли и на равных с остальными. Она была уверена: место для Русалок, конечно, есть, а где оно, я, конечно, знаю и скажу.