РОБЕРТ ФУЛГАМ

Так где же все-таки место для Русалок? Для всяких «русалок» – для тех, кто не похож на других, кто не хочет стандартных ролей, кто отказывается занять уготованные ячейки в коробках и ящиках. Найти ответ – значит, найти основу, на которой можно создать теорию, общество или даже целый мир.

Что же я тогда ответил? Признаюсь, время от времени я способен и на умную мысль:

– Место для Русалок как раз здесь, рядом с Царем Морским!

(Точно – как раз здесь, рядом с Дураком и Шутом придворным, подумал я.)

И мы стояли, взявшись за руки и обозревая полчища Волшебников, Великанов и Карликов, а те бесились в диком восторге. Кстати, неправда, что русалок в жизни не бывает. С одной по крайней мере я знаком лично. И даже за руку ее держал.

***

Однажды на Рождество мне почти никто не прислал открыток. И как-то отвратительным февральским вечером я по-настоящему понял всю гнусность этого факта, воспоминание о котором вдруг выплыло из тех уголков моего сознания, что забиты всяким хламом. Наверное, мне просто понадобился повод, чтобы оправдать поганое настроение, – вот и вспомнились открытки. Но я смолчал. Я стерпел. Я сильный. Подумаешь, горе! Так называемые друзья не удосужились какую-то несчастную рождественскую открытку прислать! Ну и пусть! Обойдусь и без их внимания!

Как-то в августе я возился на чердаке, пытаясь навести порядок в этом бедламе, и среди мишуры, гирлянд и прочих украшений откопал целую коробку нераспечатанных поздравлений к прошлогоднему Рождеству. Должно быть, я покидал их в коробку – думал, прочту на досуге, а потом так закрутился в предпраздничной суете – какой уж там досуг! И открытки пали жертвой синдрома «сейчас-не-до-них-положу-на -чердак-в-новом-году-разберем».

Я спустился с коробкой, а дальше – представьте себе такую картину: середина августа, жаркий летний день, я в плавках и темных очках сижу в шезлонге на веранде; рядом на столике – шоколадное масло и литровая кружка с охлажденным чаем; в душе у меня – полная сумятица. Распечатываю один за другим конверты, а чтобы создать подходящее настроение, включаю на всю катушку переносной магнитофон с записями рождественских гимнов.

Вот они – ангелы, сугробы, волхвы, свечи, еловые ветви, лошади и сани, Святое семейство, эльфы и Санта-Клаус. И множество пожеланий счастья, радости, мира и благополучия. А в придачу, словно этого мало, от руки написаны добрые, нежные слова от моих «так называемых» друзей, которые, как оказалось, сделали все, что могли, чтобы порадовать меня на Рождество.

Я заплакал. Мне стало и приятно, и тошно, а такое случается нечасто. Раскаяние смешалось с признательностью, печаль была тонкой и светлой, и что-то вспомнилось, и о чем-то взгрустнулось... Одним словом – сентиментальность завладела мною.

Как обычно бывает по закону подлости, в самый неподходящий момент появилась соседка: ее привлекли громкие рождественские песнопения. Увидев меня в таком состоянии, она засмеялась. Я показал ей открытки – и она заплакала. И мы вдвоем устроили нежданный рождественский праздник прямо там, на веранде, в середине августа, распевая вместе с церковным хором мормонов гимн «О, Священная Ночь!» вплоть до мощного апофеоза: «Ста-а-нь-те на ко-ле-е-ни, слу-у-шай-те а-а-н-ге-лов го-о-ло-са-а-а!»

Ну что тут сказать? Наверное, у каждого где-то в дальних уголках сознания таится и благоговение, и трепет, и радость; пробудить их вовсе не трудно. А Рождество, по-моему, все-таки всегда какое-то нежданное – хоть в декабре, хоть в августе.

Случилось это воскресным днем, незадолго до Рождества. Было дождливо, ветрено, холодно. Зимняя непогода. Список дел получилея длинным и рос, как плесень в укромном уголке. Настроение – хуже некуда. Жизненная активность – нулевая. Заглянул в гороскоп – там только совет «помнить об осторожности». Заглянул в воскресную газету – там только нудный перечень биржевых отчетов, смертей и разрушений. Где же вы, дни утешенья и радости?

Тишину этого святого часа воскресного блаженства нарушил барабанный стук в дверь. Ну что еще там такое? Глубоко вздыхаю, иду открывать, приготовившись к любой дурной вести. Но такого я не ожидал: на пороге стоит маленький человечек в дешевенькой маске Санта-Клауса, в руках у него – большой, широко раскрытый пакет из коричневой бумаги. «УГОЩАЙ, НЕ ТО ПРОУЧИМ!» – кричит Санта-Клаус. Что-что? «УГОЩАЙ, НЕ ТО ПРОУЧИМ!» – снова ухает он. Я, лишившись дара речи, дивлюсь на это чудо. А оно настойчиво трясет пакетом, и я, по-прежнему в полном изумлении, достаю из кармана бумажник, вынимаю из него доллар и бросаю в пакет. Санта-Клаус снимает маску – и я вижу мальчика-азиата: лицо его расплылось в широченной улыбке.

– Хочешь послушать рождественские гимны? – спрашивает он на певучем английском.