Роберт Капа. Кровь и вино: вся правда о жизни классика фоторепортажа…

У родителей Эндре было между собой мало общего, кроме того, что оба были несоблюдающими евреями и выходцами из самых бедных семей. Отец, Дежё Фридман, родившийся в июне 1880 года, вырос в захолустном местечке в Трансильвании, земле древних суеверий, средневековой культуры и романтической чувственности. Еще в юности Дежё сбежал из своей глубинки и несколько месяцев бродил по Европе, пробираясь сначала в Будапешт, потом в Лондон, а затем и в Париж. Всю оставшуюся жизнь он романтизировал это время бродяжничества, и юный Эндре мог часами сидеть и слушать рассказы говорливого коротышки-отца о том, как он выживал благодаря своему уму и умению нравиться людям, как он странствовал в поисках денег и впечатлений из одного неприветливого города в другой.

В 1910 году Дежё женился на Юлиане Генриетте Берковиц, будущей матери Эндре, и они вместе открыли небольшое ателье в Пеште, в районе Бельварош, который и по сень день остается центром коммерческой жизни города. А первое свое жилье они приобрели в новом U-образном жилом доме на улице Варошхаз, в рядом с кофейней Pilvax, где когда-то встречались вожди революции 1848 года.

Называясь портным, Дежё быстро показал себя неудержимым бонвиваном, которому было намного интереснее носить хорошие костюмы, чем шить их. «Успех? Поражение? Жизнью правит удача! А правила жизни столь же просты, как в любимой игре пинокль. Лучшие игроки всегда становятся победителями. Учись у них, и ты когда-нибудь окажешься за нужным столом в нужное время и выиграешь свою партию. Это будет трудная партия, но судьба протянет тебе руку!» Такова была философия Дежё, которую его маленький сын усвоил на всю жизнь.

У матери Эндре взгляды на жизнь были совершенно противоположными. Дочь измученного работой крестьянина выросла в забытом Богом уголке Австро-Венгерской империи в семье, где было десять детей, и всю свою жизнь она неустанно трудилась. Помня о том, как в двенадцать лет ее отдали в ученицы портнихе, Юлия решила сделать все, чтобы спасти своих сыновей от подобной участи. Часто она работала за портняжным столом от зари до зари, мечтая о том, что ее особенный ребенок будет делать нечто большее, чем шить костюмы в надежде продать их еврейским буржуа.

В редкие часы отдыха Юлия часто наряжала Эндре в тщательно сшитые матроски или костюмы с кружевами. На фотографии 1917 года можно видеть задумчивого Эндре, одетого в один из таких изысканных костюмчиков, сшитых его матерью, в окружении улыбающихся родных. Такими счастливыми Фридманы больше не выглядели никогда. В октябре 1918 года, за несколько недель до окончания войны, Будапешт потрясла революция, и семья Фридманов вместе со всеми наблюдала за толпами людей, которые слонялись по улицам, размахивая хризантемами – символом коммунистического восстания, организованного верным ленинцем Белой Куном. Впрочем, эксперимент по насаждению в Венгрии советской диктатуры закончился довольно быстро – всего через 133 дня, 1 августа 1919 года, в стране произошел государственный переворот, поддержанный румынской армией.

К концу осени Венгрию уже твердо контролировал вице-адмирал Миклош Хорти, отличавшийся профашистскими взглядами. За пару месяцев Хорти приказал уничтожить пять тысяч левых, более семидесяти тысяч человек были брошены в тюрьмы и лагеря. Венгрию охватил «белый террор», частью которого стали организованные еврейские погромы, не в последнюю очередь обусловленные тем, что Хорти назвал Белу Куна и других руководителей коммунистического восстания «еврейскими предателями». Фридманы ради безопасности не выпускали своих детей из дома: буквально на соседней аллее правые избили нескольких еврейских студентов, выступавших против антисемитских законов, которые устанавливали квоты на поступление евреев в университеты и юридические школы[6].

Но самым большой психологический удар по родине Эндре нанесли не поражение во Второй мировой войне и не диктатура Хорти, а лист бумаги – Трианонский мирный договор, явившийся частью гораздо более широкой Версальской системы послевоенного урегулирования. 4 июня 1920 года Венгрия была вынуждена уступить другим странам 70 % своей территории и 60 % населения. Иными словами, новые границы ужали Венгрию на две трети – Венгрия потеряла больше других побежденных стран. Горький протест патриотов-венгров: «Nem, nem, soha!» («Нет, нет, никогда!») рефреном прошел через всю молодость Эндре[7].

В 1923 году Эндре поступил в гимназию имени Имре Мадача на улице Барчай. Учился он ниже среднего, не отличался усидчивостью, часто не выполнял домашние задания, а своим одноклассникам казался неряхой и фантазером. «У него всегда были разорваны брюки, – вспоминала его мать в интервью Джозефе Стюарт. – Эндре нередко бился о фонарные столбы, потому что слишком увлекался разговорами. Он был добродушным ребенком, грубости в нем не было. Всегда улыбчивый, иногда немного неуклюжий, что делало его застенчивым. И еще ему всегда нравились девочки – даже когда он был совсем малышом».