Робеспьер

Его цель, в частности, утвердить существование Верховного существа и бессмертие души не как догму, а как социальное требование: "Если бы существование бога, если бы бессмертие души были только сном, они все же было бы самой прекрасной концепцией человеческого разума"[307]. К тому же, уверяет он, "в глазах законодателя все то, что полезно людям, и все то, что хорошо на практике,— это и есть правда. Идея «верховного существа» и бессмертие души это беспрерывный призыв к справедливости, следовательно, она социальная и республиканская"[308]. Он убеждён, что люди, далёкие от Верховного существа и морали, которой требует уважение к нему, гибнут: в отличие от великого и достойного Руссо, говорит он, философы-материалисты века "были гордыми в своих писаниях и унижались в передних высокопоставленных лиц"[309]. Он также обвиняет Гаде и покойных Верньо и Жансонне, враждебных обращению к Провидению, в том, что они хотели уничтожить свободу, благоприятствуя "всеми средствами тому, что оправдывает эгоизм, сушит сердце и стирает представление о прекрасной морали, являющейся единственным правилом, по которому общественный разум судит защитников и врагов человечества"[310]. В Революции, утверждает он, атеизм был "связан с системой заговоров против республики"[311].

Тем не менее, для Робеспьера, это не вопрос установления "культа", в полном смысле слова. Верно, что слово появляется в докладе, но оно отсылает к необходимости уважения людей к божественному; в статье 2 декрета Робеспьер на этот раз уточняет, что "культом, достойным «верховного существа», является выполнение обязанностей человека"[312], ничего более. Даже если локально закон вскоре будет понят и применён многими способами, представитель не желал установить вариант "культа Разума", которому он противостоял. Повторное подтверждение "свободы культов", даже в сочетании с высказываниями, не слишком благоприятными в отношении священников (они "для морали то же, что шарлатаны для медицины"[313]), появляется здесь для того, чтобы её утвердить. То, что предлагает Робеспьер, это вид гражданской религии, как её понимал Руссо, регулярное напоминание о существовании Верховного существа, побуждающего к доброму, великому, благородному; для него, только вера, только надежда на Бога обеспечивает общественную добродетель, это трудное забвение себя ради общего интереса.

Дух доклада проявляется на последних страницах, где Робеспьер возвращается к идее "народного образования". Мы вновь находим его положения о национальных праздниках за 1792 г., и в пользу проекта Лепелетье за 1793 г. Он не изменился. Он напоминает о своей привязанности к педагогике Ликурга ("Родина одна имеет право воспитывать своих детей"[314]), и, особенности, набрасывает большой план общественных праздников. Именно им главным образом был посвящён его проект декрета. "Система национальных праздников, само собой понятно, - объясняет он, - служила одновременно созданию самых сладких уз братства и самым могущественным средством возрождения. […] Пусть все эти праздники возбудят благородные чувства, составляющие привлекательность и украшение человеческой жизни: энтузиазм к свободе, любовь к родине, уважение к законам. Пусть память о тиранах и изменниках будет там предана проклятию; пусть память о героях свободы, о благодетелях человечества получит там справедливую дань благодарности общества"[315]. Он предусматривает ежегодные праздники в честь 14 июля, 10 августа, 21 января и 31 мая; могли бы быть также декадные, десятый день декады – это новый отсчёт времени – праздники в честь моральных или политических ценностей (свободы и равенства, республики, истины, справедливости…), чувств (любви, супружеской верности, сыновнего почитания…), периодов жизни (юности, зрелого возраста, старости…) и т. д. Первая декада могла бы быть непосредственно посвящена "«Верховному существу» и природе"[316], все могли бы быть потом "отпразднованы под покровительством Верховного существа"[317].

Предложенные меры были приняты с энтузиазмом, начиная с признания существования Верховного существа и бессмертия души. В ожидании первого праздника, намеченного на 8 июня (20 прериаля), Робеспьер, однако, призывает не делать слишком суровых выводов из декрета. "Есть истины, которые следует открывать с осторожностью, - уточняет он у Якобинцев, - такова истина, проповедуемая Руссо, что нужно изгонять из республики всех тех, кто не верит в божественное". Эта мера нецелесообразна. По словам Робеспьера, виновны только атеисты, составлявшие заговоры с "иностранной фракцией" (15 мая-26 флореаля).