Робинзон Крузо

– Величие русского государя, – разглагольствовал князь, – не знает сравнения. Его двор великолепен. Владения его обширны.

Я позволил себе возразить ему.

– Видите ли, князь, – скромно проговорил я, – не смею сомневаться в величии русского императора. Но я, сказать по правде, был еще более могущественным владыкой, чем Московский царь. Правда, владения мои были не столь велики. А подданных еще меньше.

Князь внимательно, без улыбки, слушал меня, не понимая, шучу ли я или нет.

 

Я продолжал, как ни в чем не бывало:

– Во-первых, я мог распоряжаться жизнью и смертью каждого из моих подданных. Однако никто из них не только не выражал неудовольствия моим правлением, но и готов был сражаться за меня до последней капли крови. Во-вторых, все земли моего царства безраздельно принадлежали мне. А сам я был окружен безраздельной и преданной любовью.

– Да, пожалуй, вы правы, – покачал головой князь. – Вы и впрямь по всем превосходите Московского государя. Он властитель, но не тиран.

И он опасливо отодвинулся от меня. Видя его смятение, я не выдержал, расхохотался и рассказал ему обо всех своих приключениях на необитаемом острове. Когда его сиятельство услышал, что моими подданными были дикарь, попугай и собака, он рассмеялся от души и долго не мог остановиться.

– Простите меня, – проговорил он. – Но я подумал, что передо мной сидит сумасшедший!

Тут уж и я посмеялся вволю.

Кстати, я спросил князя, правда ли, что граница между Европой и Азией проходит здесь, по реке Енисей?

– Какой невежда вам это сказал? – возмутился князь. – Давно уже известно, что разделяет два континента река Кама. И первый европейский город, который попадется вам по пути, стоящий на берегу Камы, зовется Соликамск.

Его сиятельство лишний раз подтвердил, что русские аристократы люди весьма просвещенные.

Побег

Наступил первый весенний месяц – март. Однако сибирская зима и не думала уходить. Снег все так же слепил глаза, а ветер истово дул вдоль улиц, сдувая верхушки сугробов и шурша поземкой по протоптанным тропинкам. И все же мы стали готовиться к отъезду, намереваясь, конечно, скользить по заснеженным дорогам на санях.

Зная, что корабли начинают приходить в Архангельск не раньше мая или июня, я не очень спешил. А навигация в русских северных портах не прекращается до самого августа. Опоздать было невозможно.

В Москву или Архангельск отправляется множество сибирских купцов с запасами собольих и лисьих мехов. Назад они повезут товары, необходимые для здешних краев. Итак, мы стали понемногу снаряжаться в дорогу. Я давно уже лелеял мысль устроить побег моему новому другу – любезному князю. С тем и пришел к нему.

– Объясните мне, ваше сиятельство, – приступил я, – почему вы, которому предоставлена здесь полная свобода, не делаете попытки уехать?

Князь грустно улыбнулся.

– Вы забываете, сударь, – начал он, – особенности края, в котором мы, ссыльные, находимся. Держит нас здесь не хуже тюрьмы и решеток сама природа. С севера подступает Ледовитый океан, куда не заходит ни один корабль. Будь даже у нас какое-нибудь судно, мы бы не знали, куда плыть. Нас окружают владения Московского царя. Все дороги усеяны военными гарнизонами. Так что проскользнуть незамеченным вряд ли удастся.

Он умолк и принялся снимать нагар с толстой мигающей свечи. Я тоже не знал, что сказать. И тут князь пристально поглядел на меня.

– Но вы можете оказать мне неоценимую услугу, – молвил он. – Если ваш путь лежит не в Москву, а в Архангельск, то я буду молить вас взять с собой моего сына. По вине отца и он считается ссыльным. Я стар, а у него все впереди.

Я, не колеблясь, согласился, и мы обсудили подробности и нашего путешествия.

Пряные товары, привезенные из Китая, – гвоздику и мускатные орехи – я с прибылью продал здесь, а взамен накупил соболей, чернобурых лисиц, горностаев и других ценных мехов. И наконец, в начале июня, мы покинули Тобольск, этот гостеприимный, но лежащий в стороне от торговых путей город, о котором, думаю, мало кто слышал в Англии.

Наш караван был невелик. Он состоял всего из тридцати двух лошадей и верблюдов, причем одиннадцать из них принадлежали моему новому спутнику – молодому князю. У него был верный слуга-сибиряк, отлично знавший всю местность. Укрывая ссыльного юношу от посторонних глаз, мы двигались окольными дорогами, избегая заходить в большие города и даже в села, где стояли московские гарнизоны. Они весьма тщательно обыскивали всех проезжающих, дабы этим путем не убегали ссыльные.

Вот почему наш путь пролегал через пустынные места, что влекло за собой некоторое неудобство. Ведь нам приходилось располагаться на отдых не в удобных городских домах или теплых избах, а довольствоваться разбитыми под открытым небом палатками. Но сознание того, что я помогаю достойному молодому человеку, заставляло меня терпеть всяческие неудобства.

Наконец мы переправились через Каму. По словам старого князя, моя нога ступила на землю Европы.

Нападение