Плотник я был неважнецкий, а портной – и того хуже. Только теперь я понял, как много усидчивости и терпения требует это ремесло. В особенности когда взялся за зонт, который отнял у меня все силы. Я видел, как в Бразилии изготовляют зонты, – там в них большая нужда из-за сильной жары. На моем острове было ничуть не прохладнее, да и во время дождя я был вынужден часто выходить из пещеры или палатки… Что только у меня ни получалось, пока я не достиг желаемого результата, сколько уродцев я смастерил – ведь мне нужно было добиться, чтобы мой зонт стал раскладным. Сделать обычный зонт оказалось проще простого, но как его носить, не складывая, вместе с ружьями и тяжелой поклажей? И все-таки я добился своего, обтянул свой зонт козьей шкурой и теперь не боялся ни проливного дождя, ни палящего солнца.
Так и жил я – тихо и мирно, всецело покорившись Божьей воле. Если я и сожалел о том, что у меня нет собеседников, кроме попугая, собаки и кошачьего семейства, то недолго. Я говорил себе: разве моя беседа с самим собой, мои размышления и чтение в тишине хуже, чем самое веселое времяпрепровождение в кругу друзей и приятелей? Мое положение меня всецело устраивало…
Пять лет минуло без особых событий. Я изо дня в день трудился, к счастью, не болел, по-прежнему охотился, выращивал хлеб, собирал виноград, изучал природу моего острова, пока не пришло время для новых дел.
Глава 26
Вторая пирога
Моя первая пирога в качестве памятника осталась стоять на холме, я же тем временем мастерил вторую лодку, не такую большую и тяжелую. На этот раз я не только ее построил, но и удачно спустил на воду. Работал я в полумиле от бухты, так как ближе не нашел подходящего дерева, а затем прорыл канал в шесть футов шириной и в четыре глубиной, точно рассчитав осадку моей пироги.
Около двух лет я колдовал над лодкой и не пожалел об этом.
Мое суденышко не годилось для дальних странствий по морю, пирога вышла небольшой и легкой, и я простился с мечтой добраться до неведомой земли. У меня возник новый план – обойти по морю вокруг острова, и ничто мне в этой затее не препятствовало. Я установил в пироге небольшую мачту и сшил необходимого размера парус из кусков корабельной парусины, которой у меня было вдоволь. Проверив парус на ходу и убедившись, что никаких сложностей с ним не предвидится, я приладил на носу и корме моей лодки ящики для провизии и необходимых в пути вещей, а для ружей – еще один ящик, с откидной крышкой, защищавшей их от непогоды и соленой воды. Затем я укрепил на корме большой зонт, чтобы защититься от солнечных лучей.
Вскоре я начал испытывать лодку, однако никогда не выходил в открытое море, стараясь держаться поближе к острову. Наконец время большого путешествия наступило! В дорогу я приготовил все необходимое: ружья, запас пороха и дроби, из провизии – половину вяленой козьей туши, два десятка ячменных лепешек, изюм, питьевую воду и бутылку рома. Из одежды, кроме той, что была на мне, я взял пару фуфаек и парусиновый плащ из матросского сундука, чтобы укрываться во время ночевок.
Шестого ноября, в шестой год моей отшельнической жизни, я отправился в путь.
Это морское путешествие оказалось гораздо более длительным, чем я рассчитывал. Я доплыл до восточной оконечности острова и обнаружил там длинную гряду скал, частью надводных, а частью скрытых под поверхностью; эта каменная гряда уходила далеко в открытое море, а за нею еще на полмили тянулась песчаная отмель. Преграда меня смутила: чтобы обогнуть рифы, мне пришлось бы пройти лишнее расстояние. Я решил бросить якорь, вернее некое его подобие, сделанное из крюка, найденного мною среди прочего железа на корабле, и сойти на берег. Там я приметил возвышенность, с которой можно было бы рассмотреть, насколько далеко углубляется скалистый мыс в открытое море.
Поначалу мне показалось, что это расстояние не так велико – мили две, не больше, но, взобравшись на холм, я увидел, как у оконечности скал бурлит море, – очевидно, там сталкивались сильные морские течения. Чуть подальше море выглядело совершенно спокойным, и я решил, что можно попытаться обогнуть скалы и плыть дальше…
Однако мне пришлось простоять на якоре еще два дня, потому что дул сильный юго-восточный ветер, мешавший идти под парусом, а так как упрямство оставалось одной из черт моего характера, я отвел лодку в безопасное место и, прихватив свое имущество, устроился на берегу.
На третий день море успокоилось, и с утра я уже снова сидел в пироге. Самонадеянный невежда, я даже не предполагал, какой урок меня ждет! Едва мое легкое суденышко приблизилось к мысу, как тут же попало в бурное течение и завертелось, словно песчинка в мельничных жерновах. Я ничего не мог поделать, все мои силы уходили только на то, чтобы удерживать лодку на плаву. Я чувствовал, что гибель моя близка: или бурный водоворот опрокинет мою лодку и я утону, или меня унесет далеко в открытое море. Единственное, что я мог при полном безветрии, так это не угодить в самую середину течения.