Робинзон Крузо

В сторону острова я даже не смотрел; я все бы отдал в эти минуты за то, чтобы поскорее вернуться в мой пустынный рай, к простым земным делам, к моему надежному дому. Я больше не роптал бы на одиночество…

Глава 27 Бедный, бедный Робин Крузо

Мы способны оценить покой только тогда, когда его теряем.

Мне казалось, что пирогу стремительно уносит в безбрежный океан. Я больше не видел своего острова, хотя до него было не больше двух миль. В отчаянии я греб из последних сил, пытаясь вырваться из течения и свернуть на север, то есть туда, где его смиряет встречный поток… Около полудня я с облегчением почувствовал на своем лице легкий юго-западный ветерок; затем ветер начал свежеть и через некоторое время окреп. Меня унесло так далеко, что, если бы не ясная погода, без компаса мне пришлось бы туго. Я поднял парус, стараясь как можно скорее возвратиться на берег.

Моя пирога повернула против течения, и с величайшей радостью я понял, что все изменилось: мощь водного потока ослабела, вода стала чище, мне уже не приходилось выбиваться из сил, налегая на весла. Вскоре справа от меня показались утесы, которые преграждали путь течению и разделяли его на два русла, одно из которых устремлялось к северу. Именно туда я и направил свое суденышко.

Поток нес меня примерно с милю, пока передо мной не открылась часть берега, противоположная тому, откуда я начал свое плавание. Ветер оставался попутным, я продолжал держать курс на остров, хоть продвигался уже не так быстро. Через час я оказался в совершенно тихой воде и, проплыв еще около мили, благополучно причалил.

Ступив на твердую землю, я дал слово ни за что больше не подвергать себя такому риску. Я был благодарен Богу за урок и за очередное мое спасение. Отдохнув и подкрепившись, я отвел лодку в небольшую бухту, затененную росшими на ее берегах деревьями, бросил плащ на дно пироги и уснул крепким сном.

Утром, едва проснувшись, я начал собираться в обратный путь. О том, чтобы снова плыть морем, не могло быть и речи – я достаточно натерпелся страху и понимал, что это было бы чистым безрассудством. Я долго раздумывал, как доставить мою лодку домой. Западный берег острова был мне совершенно незнаком, и все же я медленно продвигался вдоль побережья, пытаясь подыскать безопасное укрытие для пироги – уж очень мне не хотелось бросать ее на произвол судьбы. Мне посчастливилось: через несколько миль я наткнулся на тихий заливчик, который глубоко вдавался в сушу, постепенно сужаясь и мелея. Там я и нашел для моей лодки пристанище, будто специально приготовленный док. Я сошел на берег и осмотрел окрестности.

Оказывается, я находился совсем рядом с тем местом, где когда-то поставил шест-метку в прибрежном песке. Привязав пирогу на стоянке, я захватил только ружья и зонт – было очень жарко – и снова отправился в путь. После морских приключений, едва не закончившихся бедой, длинная дорога по суше показалась мне очень приятной. Еще не начало смеркаться, когда я добрался до моей лесной дачи, где все оказалось в порядке, включая и шалаш.

Едва перебравшись через частокол, я рухнул в тени как подкошенный и моментально уснул. Недавние события отняли все мои силы. Среди ночи меня разбудил чей-то хриплый возглас: «Робин… Робин… Робин Крузо! Бедный Робин Крузо! Где ты?!» Измученный бесконечной греблей, долгим переходом, жарой, я никак не мог прийти в себя, и мне казалось, что этот голос я слышал во сне. Когда же меня снова настойчиво позвали: «Робинзон Крузо!» – я в панике вскочил и стал дико озираться вокруг.

Голос не умолкал, и неожиданно в сумраке мой взгляд наткнулся на птицу, восседавшую на ограде. Это был мой попугай, который настойчиво твердил одно и то же: «Робин, как ты сюда попал?» Я сам, забавляясь, научил попугая этим нескольким фразам и теперь, увидев моего Попку, облегченно рассмеялся, подзывая его. Как он попал сюда, мой приятель и собеседник? Я протянул руку, попугай вспорхнул и, устроившись на большом пальце моей руки, уже гораздо спокойнее прохрипел: «Бедный Робинзон!»

Дождавшись рассвета, мы вместе отправились домой.

Сказать по чести, страсть к морским путешествиям пропала у меня надолго. Я вернулся к привычным делам и заботам. Еще один год прошел тихо и уединенно.

Все это время ушло у меня на совершенствование в ремеслах. Плотничал я уже как заправский мастер, особенно если учитывать, что многих инструментов мне недоставало. И в гончарном деле я постепенно сделал заметные успехи – научился пользоваться гончарным кругом, который сам же изготовил из подручного материала. Посуда теперь получалась у меня гладкая, правильной формы. Особенную радость доставил мне тот день, когда я вылепил себе трубку, обжег ее по всем правилам и она оказалась достаточно прочной, а главное – тянулась как надо. К слову, первая вылепленная мною трубка была далеко не такой совершенной. Теперь же мечта моя исполнилась: во время перерыва в работе я мог, набив трубку табачком, покуривать в тени под навесом.