Робинзон Крузо

Должен признаться, звуки его голоса прозвучали для меня сладостной музыкой, ведь я не слышал человеческой речи четверть века. Я стоял, глупо и растерянно улыбаясь, пока бывший пленник не указал на саблю, требуя отдать ее ему. Тут я очнулся и протянул беглецу оружие. Мой туземец тотчас бросился к врагу, одним точным ударом отсек тому голову и, схватив трофей за волосы, с торжествующим видом бросил его к моим ногам. Вслед за этим он исполнил короткий и дикий танец, напевая вполголоса.

Но больше всего он был поражен необыкновенной, как ему казалось, гибелью второго преследователя. Мой дикарь недоуменно осматривал и переворачивал тело убитого людоеда в поисках раны, заглядывал ему в рот, щупал бока и живот. Пуля попала, очевидно, прямо в сердце, поэтому крови было всего несколько капель, и то, что мертвец оказался без видимых увечий, поразило моего нового союзника до глубины души. Через какое-то время он перестал тормошить покойника и, сняв с его плеча лук и кожаный колчан со стрелами, вернулся ко мне. Я жестами дал ему понять, что нам пора уходить и что может появиться новая погоня, но он отрицательно покачал головой, указывая на мертвых дикарей.

Благодаря его выразительной мимике я понял, что индеец хочет похоронить тела, чтобы от расправы с его врагами не осталось никаких следов. Людоеды могут наткнуться на мертвых соплеменников, если начнут рыскать по острову.

С делом этим он справился, проявив мастерство заправского могильщика: быстро вырыл саблей и голыми руками две глубокие аккуратные ямы между кустами, усадил туда мертвецов, так же быстро их засыпал и разровнял землю.

Когда он закончил, я дал ему знак следовать за мной. Дальней кружной дорогой мы отправились не в мой дом под склоном холма, а на другой конец острова – к гроту в скалах. Таким образом, мой сон – правда, отчасти – сбылся, но имел совсем иное продолжение.

В моем тайном убежище я уже довольно давно приготовил все для того, чтобы укрыться в минуту крайней опасности. Помимо тех вещей, которые хранились в гроте, я разместил там простую постель для ночевок и отдыха – одеяло, брошенное на охапку соломы, а также ящик с продуктами и бутыль с родниковой водой. Когда мы пробрались в грот, я накормил моего боевого товарища хлебом и изюмом и дал ему вволю воды, в чем он очень нуждался после пережитого. Затем я предложил туземцу отдохнуть. Бедняга не заставил себя упрашивать – он сразу же завалился на солому и мгновенно уснул.

Мой дикарь оказался симпатичным малым, и я, не удержавшись, стал разглядывать его при свете свечи. На вид ему можно было бы дать не больше двадцати пяти лет от роду. Смуглое, скорее темно-оливкового цвета, округлое лицо его сейчас казалось спокойным; твердо очерченный рот был полуоткрыт в ровном дыхании, между губ белели крепкие, как слоновая кость, зубы; нос моего дикаря не выглядел приплюснутым, как у негров, а имел небольшую горбинку и тонкую переносицу. В этом лице не было ничего свирепого, лишь мужественная сдержанность; время от времени он принимался что-то бормотать во сне, и тогда его губы трогала улыбка, а выражение становилось мягким и простодушным. Волосы у него были черными, прямыми и длинными, кисти рук красивыми и небольшими, как у европейца, а тело отличалось превосходным сложением, статностью и силой.

Я осторожно выбрался из грота и присел под скалой, вытянув усталые ноги. Пришло время передохнуть и выкурить трубочку.

Глава 36 Пятница

Через полчаса лицо туземца показалось в расщелине, и он поспешил ко мне.

Едва приблизившись, он смиренно припал к земле, выражая глубокую благодарность и почтение. Лицо его сияло радостью и простодушным восхищением, а жесты, сопровождавшие молчаливое выражение чувств, говорили мне о многом. Он снова поставил мою ногу себе на голову и дал понять, что с этой минуты становится моим верным рабом до конца жизни. Я поднял бывшего пленника, усадил его рядом с собой и, в свою очередь, попытался объяснить ему, что я рад нашей встрече, очень им доволен и что нам нужно научиться понимать друг друга.

Мы вернулись в грот и там выпили немного рома, смешанного с водой. В этот напиток мы обмакивали куски хлеба – и по всему было видно, что угощение моему гостю пришлось по вкусу. Затем я объявил дикарю, что отныне его имя будет Пятница. Я решил назвать его так в память о дне, который подарил мне верного товарища и помощника в делах. В конце концов, ведь именно сегодня, когда я выручил его из беды, он как бы вторично родился. Индейцу же следовало называть меня «господин» – имя Робинзон Крузо ему было бы трудно запомнить и произносить. Я научил его говорить «да» и «нет», объяснив значение этих простых и необходимых в общении слов.