Робинзоны Вселенной

Вот только что это за цель… Это действительно трудный вопрос. В отчаянии Авери и Барбара высказывали самые дикие предположения. Учитывая, как мало они на самом деле знали, оба понимали, что их догадки, скорее всего, весьма далеки от истины.

Барбара предположила заурядное, доброе, старое похищение с целью выкупа. Авери на это заметил, что похитители обычно не утруждают себя проверкой интеллектуальных способностей своих жертв. Кроме того, подобная тюрьма явно выходила за пределы возможностей обычных преступников. Как, впрочем, и сам метод похищения. Рядовым похитителям такое не могло бы даже и присниться. Более того, содержимое чемоданов свидетельствовало о том, что Авери и Барбаре еще очень не скоро придется вернуться домой. И далеко не все время они проведут взаперти.

Идею о сумасшедшем ученом тоже пришлось отвергнуть. Кроме всего прочего, очень уж она была банальная, да и откровенно бредовая. Барбара, однако, настаивала на сохранении хотя бы термина «безумный». Этим словом, как ей казалось, выражается суть происходящего. Но Авери был в этом не уверен.

— Пока что, — говорил он, — и цель, и методы ее достижения лежат совершенно за пределами нашего повседневного опыта. Боюсь, в этом случае наши привычные представления просто–напросто неприменимы.

— Да брось ты болтать, словно только что выполз из Кембриджа! оборвала его Барбара. — Суть в том, что у нас нет ни одной зацепки.

— Вовсе нет, — возразил Авери. — Совсем наоборот. Я нутром чую, что как раз в непостижимости происходящего и кроется ключ к разгадке. Такое впечатление, что разум, стоящий за всем этим, работает совсем не так, как наш. Во всем случившемся есть нечто странное, нечто чужое…

Внезапно пишущая машинка проснулась:

— Вернитесь, пожалуйста, в свои комнаты.

— Ну, теперь жди фейерверка! — воскликнула Барбара и напечатала:

— Большое спасибо, но нет. Мы только что поженились.

Машину это не развеселило.

— Вам необходимо ответить на вопросы, — не задумываясь, ответила она. — Ваше сотрудничество будет вознаграждено.

Барбара совсем уже было собралась набрать очередное «заявление для прессы», когда Авери сказал:

— Брось ее. Пусть себе болтает. По–моему, они и так все поняли.

— Как пожелаете, капитан. Просто мне нравится хулиганить. Тогда на душе не так мерзко.

Несколько минут молчания. Авери и Барбара настороженно оглядывались по сторонам, словно наказание вот–вот прыгнет из стен или с потолка. Но ничего не происходило.

— Похоже, они обдумывают, как им поступить, — заметил Авери. — Обычно они отвечают очень быстро.

— Может, раньше они не сталкивались с подобным отношением к их приказам? — предположила Барбара.

— Давай попробуем о них забыть… иначе мы можем просто чокнуться от ожидания… Да, так о чем я говорил?

— Нечто чужое — ты говорил об этом.

— Ага, — кивнул Авери, — чужое — это удачное слово. Нечеловеческое еще лучше. Например, я ничуть не удивлюсь, если с помощью этой штуковины, — он показал на пишущую машинку, — мы общаемся с компьютером. Причем не слишком гибко запрограммированным.

— Мне почему–то кажется, что из Гайд–Парка меня утащил не компьютер, — возразила ему Барбара.

— Возможно, но… — больше он ничего не успел сказать.

В этот миг открылась панель в стене. Инстинктивно и Авери, и Барбара повернулись и посмотрели в нишу. Их внимание тут же привлек маленький блестящий предмет.

Это был кристалл. Прекрасный кристалл безупречной формы, ослепительно блестящий. Это был кристалл чистого света, несущего в себе тайну беспросветного мрака.

5

Он был невидим. Он был всего лишь обрывком мысли, клочком чувства в пустом саду творения. Он был дыханием ветра в аллеях времени, мигом печали в бесконечной огромной радости бытия. Он был все, и ничего. Он был один.

И все–таки не совсем один.

По звездному морю к нему плыла Кристина. И звезды превратились в осенние листья, желтые, золотые, коричневые, взметнувшиеся танцем на волне беззвучной музыки. И вновь воскрес утерянный мир — мир, полный жизни, юный и зеленый.

Кристина шептала:

— Где бы ты ни был, что бы ты ни делал, милый мой, я — часть тебя. Ибо то, что связует нас — вне времени и пространства, и жизни, и смерти… Дорогой мой, тебе предстоит далекий путь. Пройди его. Тебе предстоит мечтать, хранить веру, принять вызов. Мечтай, милый мой, храни веру, принимай вызов. Наша любовь — это часть мечты, часть веры и часть вызова. Сотвори из этого что–нибудь новое. Да будет оно светлым. Дай ему свободу.

Он хотел ответить, но невидимый глаз, обрывок мысли, дыхание ветра… у него не было голоса. Он хотел сказать:

— Кристина! Кристина! Ты и только ты! Никто другой. Нет ни жизни, ни любви. Нет путешествия. Нет созидания. Ты, и только ты одна…

Он хотел это сказать, но у него не было слов. Они не возникали во мраке. Они не могли проникнуть сквозь черный занавес, отделявший желание от знания.

Кристина исчезла, осталась только пустота.

Но пустота наполнилась огромным зеленым глазом планеты. И этот глаз смотрел на него. Смотрел, словно женщина, знающая, что она красива. Смотрел, словно животное, жаждущее либо победить, либо покориться.