– Здорово, но у меня нет сала, – расстроилась Маня.
– У меня есть, идите ставьте воду, а я заскочу домой, возьму сало и приду.
Сало Фома солил сам, когда-то давно, в детстве, его отец занимался засолкой и обучал этому искусству сына. «Мужчина должен уметь солить сало, это закон, учись и импровизируй на свой вкус», – говорил своему чаду Фома Фомич старший. И теперь Фома всегда солил сало по-разному, то с зеленью, то чуть варил в луковой кожуре, то с чесноком и перцем. Сейчас же он нес для Мани ассорти. Во дворе его дома поджидал гость – на дровах у забора сидел дядя Митя, и было такое впечатление, что он прячется от кого-то.
– Дмитрий Борисович, что-то случилось? – спросил Фома, на что сосед начал цыкать, прикладывать указательный палец к губам и приглашать его присесть рядом.
– Я это, что пришел, – начал шепотом говорить сосед, – жилец у меня живет, уже четыре дня, заплатил тысячу, по двести, значит, за ночь, – видно было, что дядя Митя переживает. – Ну, я думал, все, уедет сегодня, а он опять тысячу положил и сказал – еще столько же жить будет.
– Ну, ты ж один живешь, – удивился Фома, – пенсия маленькая, пусть живет, и тебе веселее будет.
– Так-то оно, конечно, так, – с сомнениями сказал дядя Митя, – но я заметил за ним одну странность.
– Какую?
– По вечерам он ходит и смотрит вам в окна, – сказал, будто выдохнул, сосед.
– Ко мне? – Фома не поверил в услышанное.
– Вы знаете, не обязательно к вам, у вас с Маней отношения ведь, – на этих словах Фома поперхнулся, так что дяде Мите пришлось стучать его по спине. – Когда у вас свет горит, он стоит возле вас, когда у Мани, он стоит у нее.
– Тааак, – сказал Фома, – и когда этот ваш вуайер выходит на охоту?
– Ты знаешь, а я даже не спросил, чем он занимается, поэтому я не уверен, что он тот, как ты его назвал.
– Не заморачивайтесь, так во сколько?
– Я почему здесь и прячусь-то, уж должен пойти, – выглядывая из-за забора, как партизан из окопа, сказал сосед.
– Спасибо, дядь Мить, понял, приму к сведению, – сказал Фома. – Можно вопрос? – уже на выходе он обернулся и спросил: – Вот скажи мне, Дмитрий Борисович, ведь ты интеллигентный человек, а пытаешься говорить как деревенский дед, у тебя не всегда это получается, иногда речь сползает на светскую, но ты берешь себя в руки и опять «чавокаешь», зачем?
– Я играюсь, – тяжело вздохнув, ответил он, – в деревню, в деда, пытаясь забыть другую жизнь, которой уже нет, только эта игра меня и спасает, возвращает в реальность. Иначе я ухожу туда, в прошлое, где я был счастлив, и боюсь там остаться, боюсь сойти с ума. Так что я теперь дядя Митя, деревенский дед, чтоб душу не порвать и с катушек не съехать, – вытирая скупые мужские слезы, закончил он.
– Ну, спасибо, дед, – после разговора с дядей Митей Фома вернулся домой и захватил с собой ружье, спрятал его под свой роскошный тулуп и пошел ужинать.
На столе в глубоких чашках уже плавали пельмени в бульоне, все выглядело настолько аппетитно, что Фома неприлично сглотнул слюну.
– Хлеб я уже порезала, теперь надо порезать ваше сало – и можно приступать, – на Мане был надет спортивный костюм, повязан фартук, и так все это вместе выглядело по-домашнему мило, что у Фомы свело желудок от страха, от какого-то животного страха, что это все не настоящее, что это все игра.
– Ну так что, вы сомневаетесь в показаниях Аркадия, чьи еще вы слова ставите под сомнения? – начала вновь обсуждение сегодняшних событий Маня, чтоб прервать неловкое молчание.
Фома специально сел таким образом, чтоб ему были видны окна дома, но освещение в комнате было чересчур ярким, и за окном был виден лишь квадрат темноты.
– Мария, а у вас есть свечи? – вдруг спросил он.
– Какие? – не поняла Маня.
– От геморроя, конечно, – спокойно ответил Фома.
– Какие? – не поверила своим ушам Маня и выпучила глаза.
– Какие-нибудь восковые, которые люди ставят на стол для настроения, для создания обстановки, а то у нас с вами колхоз какой-то: пельмени, сало и ржаной хлеб, только лука с чесноком для компании не хватает, – Фома не хотел рассказывать ей про гостя, возможно, его не существует, ну, а если он все-таки не фейк, то тем более не стоит ее пугать. Маня же восприняла ситуацию по-своему, предложение посидеть при свечах было для нее романтическим и даже немного интимным.