Жаклин утверждала, что там канарейка, а я возражал: нет, в клетке, накрытой куском материи, живут попугайчики. Не может быть от одной канарейки столько шума. И потом, мне нравилось думать, что наш мрачный мистер Хенчард держит парочку попугайчиков – ну вовсе это ему не подходило. Но кто бы ни жил в клетке, стоявшей у окна, наш квартирант старательно прятал его – или их? – от посторонних глаз. Нам оставалось только гадать по звукам.
А в них не так-то легко было разобраться. Из-под кретоновой накидки доносилось шуршание, шарканье, иногда негромкие непонятные щелчки, а раза два короткие удары, от которых сотрясалась подставка из красного дерева. Мистер Хенчард, видимо, сообразил, что нас разбирает любопытство. Но когда Джеки заметила, что вот, небось, очень приятно держать дома птичек, он только буркнул в ответ:
– Чушь! Оставьте клетку в покое, ясно?
Нас это, честно говоря, здорово разозлило. Мы вообще не суемся в чужие дела, а после этакой выходки отказывались даже смотреть в сторону кретоновой накидки. А еще нам бы не хотелось расстаться с мистером Хенчардом. С жильцами в то время было туго. Наш домик стоял у прибрежного шоссе, по соседству с десятком-другим таких же, да еще были поблизости продуктовый магазин, винная лавка, почта и ресторанчик Терри. Вот вам и весь городок. По утрам мы с Джеки целый час добирались на автобусе до своего завода. Домой возвращались совершенно измотанные. Нанять прислугу было почти невозможно – на военных заводах платили куда лучше, – так что уборкой мы занимались сами. Что же касается кормежки, мы стали у Терри самыми надежными клиентами.
Зарабатывали недурно, но приходилось расплачиваться с довоенными долгами, а на это денег не хватало. Поэтому мы и сдали комнату мистеру Хенчарду. В нашей глухомани, где и автобусы почти не ходят, да еще при обязательном на побережье затемнении, заполучить жильца было совсем не просто. Мистер Хенчард подходил нам по всем статьям. С таким пожилым человеком, решили мы, особых хлопот не будет.
В один прекрасный день он возник на пороге и заплатил аванс, а потом привез свои вещи – большой саквояж и квадратную матерчатую сумку с кожаными ручками. Он был крепкий еще старичок с коротким жестким ежиком седых волос и лицом, как у Карабаса-Барабаса, только слегка подобрее. Скандалил редко, зато ворчал не переставая. Мне казалось, что он почти всю жизнь провел в меблированных комнатах. В чужие дела он не лез и непрерывно курил сигареты, вставляя их в длинный черный мундштук. Но он был не из тех одиноких старичков, которых так и хочется пожалеть, ничего подобного! Явно не бедствовал и вполне мог о себе позаботиться. Нам он сразу понравился. Однажды, расчувствовавшись, я даже назвал его папашей, но слышали бы вы, что он на это ответил.
Встречаются люди везучие от рождения. Мистер Хенчард был как раз из таких. Он то и дело подбирал на улице оброненные деньги. Когда мы играли в домино или покер, он делал ходы почти не раздумывая и всегда выигрывал. Он не жульничал, ему просто везло.
Помню, как-то раз мы спускались по длинной деревянной лестнице, которая ведет с вершины утеса к пляжу. Мистер Хенчард пнул ботинком здоровенный камень, лежавший на ступеньке. Камень покатился вниз и проломил одну из досок. Она оказалась совсем гнилой. Так что если бы мистер Хенчард, который шел первым, наступил на нее, обрушилась бы вся лестница.
В другой раз я ехал с ним в автобусе. Только мы сели, заглох мотор. Водитель остановился у обочины. И в ту же секунду у машины, которая мчалась навстречу по шоссе, лопнуло колесо, и ее снесло в кювет. Если бы мы вовремя не остановились, было бы лобовое столкновение. А так никто не пострадал.
Мистер Хенчард не казался одиноким. Днем он, наверное, отправлялся на прогулку, а по вечерам в основном сидел у окна в своей комнате. Мы, конечно, стучали, когда приходили убирать, и иногда он говорил: «Подождите». Из-за двери доносилась торопливая возня и шуршание кретона, который набрасывали на клетку. Мы пытались отгадать, что там за птичка, и прикидывали, может ли это быть феникс. Она никогда не пела. Она издавала звуки. Странные, тихие, иногда совсем не птичьи звуки. По вечерам, вернувшись с работы, мы неизменно заставали мистера Хенчарда в его комнате. Он не выходил, пока мы убирали. По выходным он всегда оставался дома.
Так вот, про клетку.
Однажды вечером мистер Хенчард вышел из своей комнаты, вставляя в мундштук сигарету, и оглядел нас с ног до головы.
– Гм… – сказал он. – Вот что, мне надо съездить на север, с недвижимостью разобраться. Вернусь через недельку. За комнату буду платить по-прежнему.
– Да, конечно, – поспешила согласиться Джеки. – Но можно…
– Чушь, – отрезал мистер Хенчард. – Комната моя. Хочу – оставляю ее за собой. Годится?
Мы согласились, что годится, и он в одну затяжку выкурил половину сигареты.