«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

– А где же его расщепитель атомов? – засомневался я. – У каждого сумасшедшего ученого должен быть расщепитель атомов, чтобы вызывать искусственную молнию.

Я снова просунул карандаш между прутьями, нацелился, надавил на кнопку звонка. Раздалось тихое дребезжание.

Штору на окне у дверей торопливо отдернули, и, кажется, кто-то посмотрел на меня. Не могу сказать точно. Все произошло слишком быстро. Штору опустили на место, и больше – ни движения. Я звонил, пока не надоело.

– Можно разобрать клетку, – предложил я.

– Нет, не смей! Мистер Хенчард…

– Ладно, – сказал я. – Но когда он вернется, я выясню, что это за чертовня такая. Кто ему позволил держать дома гномиков? У нас это в договоре не прописано.

– У нас вообще нет никакого договора, – напомнила Джеки.

Я еще раз осмотрел домик. Ни звука, ни движения. Из трубы идет дым.

И если разобраться, имели ли мы право лезть в клетку? Как ни крути, проникновение в чужое жилище. Я представил себе, как крошечный человечек с крыльями, размахивая дубинкой, задерживает меня на месте преступления. Интересно, у гномов бывают полицейские? И какие преступления гномы совершают?

Я вернул кретон на место. Через некоторое время из-под него опять послышались звуки. «Чирк, бум, скрип-скрип-скрип, хлоп». И не похожая на птичью трель, которая оборвалась на середине.

– Ужас какой, – сказала Джеки. – Пошли-ка отсюда.

Мы сразу же легли спать. Мне всю ночь снились полчища зеленых карликов, одетых в полицейскую форму, которые плясали на противной расцветки радуге и горланили веселые песни.

Утром прозвенел будильник. Я умылся, побрился, оделся, думая о том же, о чем и Джеки. Когда мы уже застегнули пальто, я поймал ее взгляд.

– А может…

– Давай, Эдди. Т-ты думаешь, они тоже уходят на работу?

– На какую это, интересно, работу? – проворчал я. – Лютики красить?

Мы на цыпочках прокрались в комнату мистера Хенчарда. Из-под кретона не доносилось ни звука. В окно ярко светило утреннее солнце. Я сдернул накидку. Домик стоял на прежнем месте. Одна штора была поднята, остальные плотно закрыты. Я прижался лицом к прутьям клетки и попытался заглянуть в открытое окно, на котором ветер шевелил ситцевые занавески.

Я увидел огромный-преогромный глаз, который смотрел на меня из глубины дома.

На сей раз Джеки, верно, решила, что мне настал конец. Она только сдавленно пискнула, когда я отлетел от клетки, крича, что там жуткий воспаленный глаз – у людей таких не бывает! Несколько минут мы стояли, прижавшись друг к другу, а потом я глянул снова.

– А-а, – голос мой звучал довольно слабо, – да это зеркало!

– Зеркало? – ахнула Джеки.

– Ну да, большое зеркало на противоположной стене. Кроме него, я ничего не вижу. К окну же не подобраться.

– Посмотри-ка на крыльцо, – вдруг сказала Джеки.

Я посмотрел. У дверей стояла бутылка молока – можете себе представить, какого размера. Она была ярко-красная. Рядом лежала почтовая марка, свернутая конвертиком.

– Красное молоко? – удивился я.

– Небось от красной коровы. Или бутылка красного стекла. А это что, газета?

Да, это была газета. Я напряг зрение, чтобы прочитать заголовки. Поперек страницы было напечатано огромными красными буквами, высотой почти в полтора миллиметра: ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ! ФОТЦПА ДОГОНЯЕТ ТУРА! Больше мы ничего не смогли разобрать.

Я аккуратно накрыл клетку кретоном. Мы отправились к Терри, чтобы успеть позавтракать до прихода автобуса.

Вечером, возвращаясь с работы, мы заранее знали, что сделаем прежде всего. Открыли дверь, убедились, что мистер Хенчард не вернулся, зажгли свет в его комнате и прислушались к звукам, долетавшим из клетки.

– Музыка, – определила Джеки.

Звуки были совсем тихими, я едва мог расслышать; и вообще это была необычная музыка. Не возьмусь вам ее описать. Кроме того, она почти сразу же смолкла. «Бум, скрип, шлеп, дзынь». Потом наступила тишина, и я сдернул кретон.

В домике темно, окна закрыты, шторы опущены. Газету и бутылку молока с крыльца забрали. На входной висит табличка; воспользовавшись лупой, я сумел прочитать: КАРАНТИН! КЛОПИЧЕСКАЯ ЛИХОРАДКА!

– Вот врать-то, – сказал я. – Спорим, нет у них никакой клопической лихорадки.

Джеки нервно захихикала:

– Ведь клопическая лихорадка бывает только в апреле, да?

– В апреле и под Новый год. Как раз в это время ее переносят лихорадочные клопы. Где мой карандаш?

Я позвонил. Кто-то приоткрыл и снова задернул штору. Но мы не видели – руку? – которая это сделала. Тишина. Даже дым не идет из трубы.

– Боишься? – спросил я.

– Нет. Как это ни смешно, не боюсь. Но какие они, однако, заносчивые, эти малявки! Кэботы беседуют только с…

– А гномы, ты хочешь сказать, беседуют только с лешим. Но они, между прочим, не имеют никакого права задирать перед нами нос. Ведь их дом стоит в нашем доме… Понимаешь, что я хочу сказать?

– Да, но что мы можем поделать?

Осторожно водя карандашом, я нацарапал на белой входной двери: ВПУСТИТЕ НАС. На большее не хватило места. Джеки хмыкнула.

– Зря ты это написал. Мы ведь не хотим, чтобы нас впустили. Мы просто хотим на них посмотреть.

– Ну, теперь уже не исправишь. Да они и так поймут, чего нам надо.