«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

Мы стояли, глядя на домик в птичьей клетке, а он насупленно и слегка враждебно смотрел на нас. Клопическая лихорадка! Вот врать-то!

Больше в этот вечер ничего не произошло.

Утром мы обнаружили, что моя надпись тщательно смыта, табличка о карантине висит на прежнем месте, а на крылечке оставлены бутылка зеленого молока и свежая газета. На сей раз заголовок гласил: ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ! ФОТЦПА ОБОШЕЛ ТУРА!

Из трубы медленно поднимался дым. Я позвонил. Никакого ответа. У дверей висел почтовый ящик размером с костяшку домино – я обратил на него внимание, потому что сквозь щель заметил внутри письма. Но ящик был заперт.

– Посмотреть бы, кому эти письма… – протянула Джеки.

– Или от кого. Это меня больше интересует.

В конце концов мы отправились на работу. Я весь день не мог собраться с мыслями и чуть было не приварил большой палец к кривоколенному валу. Вечером мы встретились с Джеки, и я понял, что ей тоже не по себе.

– Давай оставим их в покое, – предложила она, когда мы тряслись в автобусе. – Ясно ведь, что они не хотят иметь с нами дела.

– Вот еще! Так я и позволил каким-то букашкам над нами издеваться! И потом, мы ведь просто свихнемся, если не узнаем, кто там живет. Как думаешь, мистер Хенчард – волшебник?

– Скотина он, – в сердцах ответила Джеки. – Уехал и бросил на нас своих дурацких гномов!

Когда мы вернулись, в домике, как всегда, забили тревогу; едва я сдернул накидку, тихие, невнятные звуки совсем стихли. Сквозь опущенные шторы пробивался свет. На крыльце не было ничего, кроме коврика. В почтовом ящике мы разглядели желтый телеграфный бланк.

Джеки побледнела.

– Только этого не хватало! – простонала она. – Телеграмма!

– Может, и нет.

– Да, да, я же вижу. Тетушка Георгина умерла. Или Белладонна собирается в гости.

– Табличку о карантине они сняли, – заметил я. – Теперь висит новая, на ней написано: ОСТОРОЖНО, ОКРАШЕНО!

– Смотри не поцарапай их чистенькую дверь!

Я опустил кретон, выключил свет и взял Джеки за руку. Мы стояли и ждали. Через некоторое время послышалось «топ-топ-топ», а потом тихое урчание, как от закипающего чайника. И еще негромкое позвякивание.

На следующее утро на крылечке стояло двадцать шесть бутылок с желтым – ярко-желтым – молоком, а заголовок лилипутской газеты гласил: ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ! ТУР ПРИБЛИЖАЕТСЯ К ФОТЦПА!

В ящике лежали письма, но телеграмма исчезла.

Вечером все повторилось обычным порядком. Едва я снял накидку, наступило сердитое молчание. Мы почувствовали, что сквозь щели в миниатюрных шторках за нами пристально наблюдают. Постояв, мы отправились спать, но среди ночи я встал, чтобы еще раз взглянуть на таинственных жильцов. Нет, их самих я, конечно, не увидел, но в домике, похоже, затеяли вечеринку – оттуда доносились тихая странная музыка, возня и топот, которые смолкли, едва я подошел.

Утром на крылечке оказались газета и бутылка красного молока. Заголовок гласил: ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ! КРАХ ФОТЦПА!

– У меня на работе ничего не клеится, – пожаловался я. – Никак не сосредоточиться, только про них и думаю. Хотел бы я знать…

– И я тоже. Нет, мы не можем так это оставить.

Я приблизился к клетке. Штору опустили столь резко, что она едва не оторвалась от катушки.

– Что они, спятили? – удивился я.

– Не исключено, – кивнула Джеки. – Спятишь тут, если тебе постоянно надоедают. Представляю, как они сидят там возле окон и в тихом бешенстве ждут, когда мы наконец уберемся восвояси. Пойдем-ка лучше, а то на автобус не успеем.

Я посмотрел на домик, и мне показалось, что он хмуро и враждебно посмотрел на меня. А, черт с ним. Мы отправились на работу.

Вечером вернулись усталые и голодные, но, даже не сняв пальто, бросились в комнату мистера Хенчарда. Там стояла тишина. Я включил свет, а Джеки стащила с клетки накидку.

Вдруг она тихо ахнула. Я в мгновение ока подскочил к клетке, ожидая увидеть зеленого чертика или еще что почище. Но все было как всегда. Даже дым не шел из трубы.

А Джеки тыкала пальцем в сторону входной двери. Там висела аккуратная табличка, на которой было написано просто, сдержанно и бесповоротно: СДАЕТСЯ ВНАЕМ.

– Ой-ой-ой, – вырвалось у Джеки.

Я проглотил застрявший в горле комок. Шторы на крошечных окнах были подняты, ситцевые занавески исчезли. Наконец-то мы смогли заглянуть в домик. Он был абсолютно, непоправимо пуст.

Нигде никакой мебели. На полированном паркете ничего, кроме нескольких выщербин и царапин. Обои без единого пятнышка; их неброский рисунок говорил о хорошем вкусе. Уезжая, жильцы оставили домик в полном порядке.

– Съехали, – констатировал я.

– Да, – отозвалась Джеки. – Съехали.

И вдруг на душе у меня стало до жути скверно. Дом – нет, не тот, который в клетке, а наш собственный – непоправимо опустел. Знаете, как бывает, когда уезжаешь на несколько дней, возвращаешься, а там – никого и ничего?

Я обхватил Джеки, прижал к себе. У нее, видимо, тоже кошки на душе скребли. Кто бы мог подумать, что малюсенькая табличка СДАЕТСЯ ВНАЕМ способна так все изменить!

– Что теперь скажет мистер Хенчард? – спросила Джеки, глядя на меня круглыми глазами.