«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

В сложившихся обстоятельствах Клей занял пост своей невесты – исключительно на первое время. На той неделе дел было невпроворот, и никто, кроме Клея, не знал, как все утрясти. Его труды избавили Вандермана от массы неудобств, и когда ситуация разрешилась сама собой, Жозефину перевели на вспомогательную должность, а Клей стал личным секретарем Вандермана.

– Надо бы узнать его получше, – обмолвился Клей в разговоре с Жозефиной. – Наверняка у него множество привычек и человеческих слабостей, которые нельзя игнорировать. Допустим, пришло время обеда; не хотелось бы заказать копченый язык и выяснить, что у шефа на него аллергия. Какие у него хобби?

Но он был осторожен и не давил на Жозефину в полную силу: Соглядатай все видит. И по-прежнему Клей не мог уснуть без снотворного.

– Давай прервемся, – предложил социолог, потирая лоб. – Зачем одному человеку убивать другого?

– Ради той или иной выгоды.

– Ты прав, но лишь отчасти. Другая сторона медали – подсознательная потребность в наказании за какой-то проступок. Вот откуда склонность к несчастным случаям. Сам подумай: что происходит с убийцами, избежавшими приговора? Они живут с чувством вины, а это паршивая жизнь. Потому-то они и попадают под машину, отрубают себе что-нибудь топором – конечно же, по чистой случайности, – касаются оголенных проводов под напряжением…

– Ты про угрызения совести?

– Давным-давно считалось, что Бог сидит на небе, вооружившись телескопом, и следит за всеми и каждым. В Средние века люди осторожничали – я, разумеется, говорю о первом Средневековье. Затем наступила эра нигилизма, когда никто ни во что не верил… а теперь мы имеем то, что имеем. – Социолог кивнул на экран. – Вселенскую память. С некоторой натяжкой ее можно назвать вселенской – или всеобщественной – совестью. Совестью экстернализованной, совестью напоказ. Она ничем не отличается от средневековой концепции всезнающего Бога.

– Всезнающего, но не всемогущего.

– Гм…

Все полтора года Клей ни на минуту не забывал о Соглядатае. Прежде чем что-то сказать или сделать, он напоминал себе о всевидящем оке и делал все возможное, чтобы будущие судьи не углядели в его поступках мотивов для убийства. Разумеется, Соглядатай не только видел, но и слышал, хотя мысль эта была абсурдной: попробуй представь огромное ухо, висящее на стене вместо декоративной тарелки. Но, как бы то ни было, любые слова Клея, равно как и его поступок, могут однажды стать опасной уликой. Поэтому Сэм Клей был предельно осторожен и вел себя как жена цезаря – которая, как известно, должна быть выше подозрений. Он не бросал открытый вызов Вандерману, но заманивал его в ловко расставленную ловушку.

Хотя внешностью Вандерман походил на цезаря, его тогдашняя жена, увы, не была выше подозрений – слишком уж много денег оказалось в ее распоряжении, а железная воля благоверного не давала ей возможности получать от жизни максимум удовольствия. Прирожденная глава семьи, Беа не могла не восстать против Эндрю Вандермана, да и романтики не хватало: Вандерман уделял супруге не так уж много времени. В ту пору он был занят чередой сделок, требовавших его полного внимания.

Само собой, без Клея тут не обошлось. Он проявлял самый похвальный интерес к работе. Ночами сидел за графиками и планами развития, словно ожидая, что Вандерман сделает его полноправным партнером. Он даже озвучил это предположение в разговоре с Жозефиной. Произнес под запись. Они определились с датой бракосочетания, но Клей собирался реализовать свой замысел до свадьбы: ему не хотелось вступать в брак по расчету, и надо было сделать так, чтобы необходимость в нем отпала.

Предстояла непростая задача – найти и подложить плеть, – но он справился. Вандерман был кинестетик. Во время разговора он любил держать что-нибудь в руках. Обычно это было хрустальное пресс-папье с впаянной в него имитацией грозы (если потрясти, внутри сверкала молния). Клей нарочно поставил пресс-папье так, чтобы Вандерман смахнул его со стола и хрусталь раскололся.

Клей продавил сделку с ранчо на Каллисто – лишь для того, чтобы раздобыть плеть и положить ее на стол Вандерману. Туземцы – большие мастера кожевенных и серебряных дел, в довесок к любой заключенной сделке они прилагают плеть собственного изготовления. Итак, в скором времени на столе появилась миленькая миниатюрная плеть с инициалами Вандермана: в свернутом виде она играла роль пресс-папье, и, разговаривая, хозяин кабинета любил поигрывать своим новым приобретением.

Второе оружие было уже на месте – старинный нож для бумаг, в прошлом хирургический скальпель. Клей никогда не задерживал на нем взгляда: Соглядатай не дремлет.