Клей рассчитывал на вспыльчивый нрав Вандермана: за последние месяцы тот не стал уравновешеннее. Как видно, хозяин кабинета просто сидел за столом и крутил в голове неприятные мысли. В полном соответствии с замыслом Клея он стал теребить плеть – но сегодня это была шипастая плеть самобичевателей.
– Доброе утро, – весело бросил Клей озадаченному шефу и улыбнулся уголком рта. – Взгляни на предложение от киргизских скотоводов. Сумеем сбыть две тысячи пар декоративных рогов?
В этот момент Вандерман взревел, вскочил на ноги, замахнулся и хлестнул Клея плетью по лицу. Вряд ли на свете есть что-то больнее, чем удар шипастой плети.
Клей отшатнулся. Он и не представлял, как будет больно. На мгновение шок от травмы затмил все остальные мысли и чувства, кроме слепой ярости.
Но Соглядатай все видит!
Клей помнил об этом. Сейчас на него смотрела дюжина специально подготовленных людей. Следила за каждым его движением. Он в буквальном смысле стоял на сцене, окруженной внимательными наблюдателями. Те фиксировали каждый вдох, каждый мышечный спазм, каждое подергивание жилки у него на лице.
Через секунду Вандерман будет мертв, но Сэм Клей не останется в одиночестве. Невидимая публика из будущего разглядывает его расчетливо и бесстрастно. Осталось провернуть кое-что еще, и все, дело будет сделано. Так проворачивай – только аккуратно! – и пусть они смотрят.
Время застыло. Дело будет сделано!
Любопытно… В потайных уголках сознания он без конца репетировал эту последовательность, и теперь тело действовало самостоятельно, не нуждаясь в инструкциях. Пошатнулось от удара, восстановило равновесие, прожгло Вальдермана оскорбленно-свирепым взглядом, изготовилось броситься к скальпелю, лежавшему на самом виду.
Все это проделывала оболочка Сэма Клея, но дух его был занят совершенно иной последовательностью действий.
Дело будет сделано.
И что потом?
В глубине души будущий убийца приуныл, поняв, что смотрит в совершенно пустое будущее. Он впервые задумался о том, что будет дальше. Его план заканчивался смертью Вандермана. Но теперь… Вандерман – единственный враг. Когда его не станет, зачем жить дальше? С какой целью? Чем заниматься? Ведь дело будет сделано, и Клей останется без работы. А ему нравится эта работа.
Вдруг он понял, насколько ему нравится эта работа. В ней он стал настоящим специалистом. Впервые в жизни у него есть профессия, в которой он преуспел.
Нельзя провести полтора года в новом окружении и не поставить перед собой новые цели. Изменения произошли незаметно. Он оказался талантливым дельцом, и чтобы доказать это самому себе, уже не требовалось убивать Вандермана. Клей и так это доказал, без всяких убийств.
В момент, когда все вокруг замерло, Клей смотрел на красную физиономию шефа и думал о Беа, и еще он думал о Вандермане, с которым успел подружиться, – и ему вдруг расхотелось убивать.
Расхотелось взглянуть на труп Вандермана. Расхотелось вернуть Беа. Сама мысль о ней была ему противна – наверное, потому, что он сменил пассивную роль на активную. Теперь он не нуждался в доминирующей женщине. Он способен был принимать решения самостоятельно. Если выбирать прямо сейчас, он выбрал бы кого-то вроде Жозефины…
Жозефина. Образ перед застывшим внутренним оком такой приятный… Жозефина с ее спокойной, неброской красотой, восхищенная успешным бизнесменом по имени Сэм Клей, восходящей звездой импорта в компании «Вандерман инкорпорейтед», Жозефина, на которой он женится… Конечно, он возьмет ее в жены, ведь он любит Жозефину, любит свою работу, и ему нужен был лишь статус – именно тот, которого он достиг. Сейчас все идеально. Вернее, было идеально – тридцать секунд назад.
То есть давным-давно. За полминуты много чего происходит. И произошло. Вандерман надвигался на него с занесенной плетью, и нервы Клея сжались, предчувствуя новый обжигающий удар по лицу. Перехватить бы руку Вандермана, прежде чем тот ударит снова… и все объяснить, да побыстрее…
С прежней кривой улыбкой на лице (то была часть поведенческого шаблона, коего Клей до конца не понимал; знал лишь, что в нем говорят условные рефлексы, отточенные за долгие месяцы суровых тренировок) он пришел в движение. Все, что происходило в его сознании, случилось наяву мгновенно, без физической паузы. Его тело знало, что делать, и выполнило свою задачу. Оно бросилось к столу, к скальпелю, и Клей не сумел ему помешать.
Все это уже произошло в сознании – единственном месте, где Сэм Клей был по-настоящему свободен последние полтора года. За это время он заставил себя понять, что Соглядатай следит за каждым его движением, и планировал свои действия заранее, и учился доводить дело до конца. Едва ли за эти полтора года Клей позволил себе хоть один импульсивный поступок. Он был в безопасности, покуда четко следовал плану; он подверг себя индоктринации – с выдающимся успехом.
Что-то не так. Не этого он хотел. Он все еще слаб, боится неудачи…
Он налег на стол, схватил скальпель и вогнал его в сердце Вандермана, понимая, что все кончено.
– Непростое дело, – сказал социолог, обращаясь к технику. – Очень непростое.