– Мы и так наедине, – вернулся Клей к прежним мыслям. – Никто не смотрит. – Он взглянул на небо, опустил взгляд на мозаику мостовой, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и повторил: – Никто.
– Мой спидер совсем рядом. Можно…
– Извини, Беа.
– В смысле?
– Я занят. У меня дела.
– Забудь о делах. Разве не понимаешь, что мы теперь свободны – мы оба?
Он понял, о чем речь, и пришел в ужас.
– Минутку, – сказал он, надеясь, что это самый верный способ закончить разговор. – Беа, ты не забыла, что я убил твоего мужа?
– Тебя оправдали. Это была самозащита. Так сказал суд.
– Это… – Он умолк, бросил взгляд на высокий Дворец правосудия и улыбнулся кособоко и безрадостно.
Все в порядке. Отныне и впредь никакого Соглядатая. За Клеем никто не следит.
– Не вздумай винить себя, даже в глубине души, – твердо сказала Беа. – Ты не виноват. Никоим образом. Помни об этом. Ты мог убить Эндрю исключительно – подчеркиваю, исключительно! – по несчастному стечению обстоятельств, Сэм, так что…
– Что? Ты о чем?
– Ну как же? Обвинение пыталось доказать, что ты давно уже собирался убить Эндрю, но не позволяй морочить себе голову. Я же знаю тебя, Сэм. И знала Эндрю. Ты не сумел бы спланировать убийство. Даже если попробовал бы, у тебя бы ничего не вышло.
– Не вышло? – Теперь он не улыбался.
– Ну да, ты не справился бы, – пристально смотрела на него Беа. – Эндрю был лучше тебя, сильнее, умнее, и ты знаешь об этом не хуже моего. Он не угодил бы в ловушку…
– …расставленную человеком второго сорта? Вроде меня? – Клей сглотнул и поджал губы. – Или вроде тебя? Что ты хочешь сказать? Что нам, людям второго сорта, надо держаться вместе?
– Ну хватит. – Она взяла его под руку.
На мгновение Клей замер, потом нахмурился, оглянулся на Дворец правосудия и пошел к спидеру Беа.
Наконец-то у техника появилось свободное время, и он погрузился в раннее детство Клея – чисто из академического интереса, но техник любил потакать своему любопытству. Он вернулся в темную кладовку и включил ультрафиолет.
Сжавшись в углу, четырехлетний Сэм Клей тихо плакал, не отводя испуганных глаз от верхней полки.
Что стояло на той полке, техник не видел.
Не отключаясь от кладовки, он отмотал время назад. Дверь часто открывалась и закрывалась, а иногда здесь запирали наказанного Сэма Клея, но верхняя полка хранила свою тайну, пока…
В обратной съемке женщина сняла с полки какой-то предмет, попятилась к выходу из кладовки, потом вернулась в комнату Сэма Клея, к стене у двери. Это было необычно: кладовкой обычно заведовал отец Сэма.
Женщина повесила на стену раму с картинкой – в пространстве завис огромный раскрытый глаз, а под ним надпись: ТЫ БОГ, ВИДЯЩИЙ МЕНЯ.
Техник отмотал чуть дальше и включил нормальное воспроизведение. Была ночь. Ребенок, распахнув глаза, сидел в постели. Ему было страшно. С лестницы доносились мужские шаги. Сканер раскрывал все секреты – за исключением секретов разума. К Сэму поднимался отец, собираясь наказать его за какой-то детский проступок. В лунном свете стена дрогнула от тяжелой поступи, и глаз дрогнул вместе с ней. Мальчик, по всей видимости, взял себя в руки. Уголок его рта искривился в робкой, но непокорной улыбке.
На этот раз он будет улыбаться, что бы ни случилось, и будет улыбаться, когда все закончится, – так, чтобы отец видел его улыбку, и глаз видел его улыбку; чтобы оба видели его улыбку и знали: он не сдался. Он не… Он не…
Дверь открылась.
Он ничего не мог с собой поделать. Улыбка померкла, и ее не стало.
– Итак, в чем его проблема? – осведомился техник.
– Я бы сказал, что он так и не повзрослел, – пожал плечами социолог. – Самоочевидно, что у всякого мальчика бывает период соперничества с отцом. Обычно он сублимирован: мальчик взрослеет и побеждает отца – так или иначе. Но не в случае Сэма Клея. Слишком уж рано у него появилась экстернализованная совесть. Ее воплощением стал отец, Бог, Соглядатай, общество – которое, кстати говоря, играет роль родителя. Оно защищает, но и наказывает тебя.
– И все равно это не улика.