«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

– Над чем я смеюсь? Над тем, как одурачил тебя. Как всех вас одурачил. Думаешь, я не знал, что делаю в любую минуту последних полутора лет? Думаешь, я не планировал каждый шаг? Да, на это ушло восемнадцать месяцев, но я прикончил Эндрю Вандермана, убил его по злому предумышлению, и никто не сумеет этого доказать. Никогда! – Он глупо хихикнул и добавил ласково: – Просто чтобы ты знала.

Лишь после этого он вновь обрел дыхание и почувствовал восхитительное, невероятное, ни с чем не сравнимое облегчение – ведь теперь этой женщине известно, на что он способен.

Она смотрела на Клея без тени эмоций. Совершенно пустое лицо. Секунд пятнадцать над столом висела мертвая тишина. Клею казалось, что его признание прогремело на весь мир, что сюда вот-вот ворвется полиция, что его возьмут под стражу, – но на самом деле слова были сказаны совсем негромко. Их слышала одна лишь Беа.

Наконец она шевельнулась. Ответила ему, но не словами. Бульдожье лицо судорожно дернулось и разродилось хохотом.

Клей слушал этот хохот и чувствовал, как всплеск восхитительного облегчения обращается в ничто. Он видел, что Беа ему не верит. И не мог доказать, что говорит правду.

– Ох, глупый ты человечек, – выдохнула Беа, когда к ней вернулся дар речи. – Я чуть было не поверила тебе. Почти поверила. Я… – Хохот вновь оборвал ее речь – намеренно раскатистый и звонкий, привлекающий всеобщее внимание.

Это был наигранный хохот, и Клей понял: Беа что-то замышляет. Но он научился просчитывать ходы наперед и понял, что это за мысль и как ею распорядится Беа. Поэтому сказал:

– Я все-таки женюсь на Жозефине.

– Ты женишься на мне, – заявила Беа неожиданно пресным голосом. – Обязан жениться. Сэм, ты сам не понимаешь, чего хочешь. А я знаю, как лучше. Для тебя. Поэтому ты сделаешь, как я скажу. Понял, Сэм? Полицейские не поймут, что это было пустое бахвальство, – продолжила она. – Тебе поверят. Ты же не хочешь, чтобы я передала твои слова полицейским, Сэм?

Клей молча смотрел на нее и не видел другого выхода. У этой дилеммы невероятно острые рога, ведь Беа не поверила ему и не поверит, как бы ему ни хотелось ее убедить. А полиция, несомненно, поверит – и тем самым аннулирует силы и время, которые он вложил в убийство Вандермана. Ведь он признался, и его признание впечаталось в стены, и эхо его признания висит в воздухе, ожидая невидимой публики из будущего. Сейчас его никто не слышит, но Беа… Стоит ей хоть слово сказать, и полиция вновь откроет дело Вандермана.

Стоит ей хоть слово сказать.

Клей смотрел на нее и молчал, но в глубине души уже производил бесстрастные калькуляции.

Он вдруг понял, что очень устал. В мгновение ока перед ним промелькнул образ вероятного будущего: Сэм Клей отвечает «да», женится на Беа, какое-то время исполняет роль ее мужа… Он увидел, во что превратится его жизнь. Увидел, как за ним следят злобные глазки, ощутил, как сжимаются безжалостные челюсти, как Беа потихоньку превращается в тираншу – или не потихоньку, ведь скорость превращения зависит от податливости жертвы, – и в итоге он, Сэм Клей, становится рабом вдовы Эндрю Вандермана.

«Рано или поздно, – четко и ясно подумал он, – я убью ее».

Придется убить. Жизнь с такой женщиной – не жизнь для Сэма Клея, она не может продолжаться вечно. К тому же Сэм Клей доказал, что может убить человека и это сойдет ему с рук.

Но как же смерть Эндрю Вандермана?

Ведь против Клея откроют новое дело, и маятник качнется – от качественного к количественному. Если жена Сэма Клея умрет – не важно как, – он станет подозреваемым. В глазах закона – и в глазах Соглядатая – убийца остается убийцей. Социолог и техник все проверят, вернутся к этому моменту – прямо сюда, за этот столик, где Клей прокручивает в голове мысли об убийстве Беа, – отмотают на пять минут назад и услышат, как он похваляется убийством Вандермана.

Возможно, хороший адвокат сумеет его выручить. Клей может заявить, что солгал, что сорвался на пустое хвастовство из-за слов Беа. Быть может, ему поверят. Но даже если нет? Единственным доказательством стала бы проекция сознания – а по закону Клея не могут принудить к этой процедуре.

Но… нет. Это не выход. Он почувствовал в груди что-то тошнотворное. После великолепного, но краткого мига облегчения, когда Клей признался в содеянном, все опять покатилось под откос.

Тот миг… он был целью, к которой стремился Клей, сам того не понимая – и не зная зачем, – но он прочувствовал тот миг и теперь захотел вернуть его.

Неужели его старания увенчаются жалкой немощью? Если так, Клей потерпел неудачу. Он понял, что проиграл, как бы странно это ни звучало: убийство Вандермана не решило его проблем. Клей не добился успеха. Он остался второсортным человеком, пассивным неудачником, беспомощным червем, и Беа будет контролировать его, управлять им до тех пор, пока…

– В чем дело, Сэм? – заботливо спросила она.

– Считаешь меня посредственностью, да? – спросил он. – И никогда не поверишь, что это не так. Думаешь, я убил Вандермана по случайности, да? И никогда не поверишь, что я бросил вызов…