«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

– Прокрутить еще разок?

– Нет, не сейчас. Надо бы все обдумать. Клей… Та фирма предложила ему работу, но теперь предложение снято, так? Да, помню – они дрожат над моральным обликом своих сотрудников. Страховка? Что-то еще? Не понимаю. Мотив… Ну подкинь же мне мотив! – взмолился социолог.

– Мотив был полтора года назад, – отозвался техник. – А на прошлой неделе… Клей все потерял, но ничего не получил взамен. Потерял работу, годовую премию. Ему не интересна миссис Вандерман. А что касается тумаков, что надавал ему однажды Вандерман… Гм…

– После стычки в баре он хотел застрелить Вандермана, но не смог. Помнишь? Даром что нализался для храбрости. Но… что-то здесь не так. Слишком уж старательно Клей делал безупречный вид. Вот только я, черт побери, не могу ни к чему подкопаться.

– Мы начали с четвертого года жизни. Может, отмотаем к самому началу?

– Это было давно. Вряд ли мы найдем там что-нибудь полезное. По всей очевидности, он боялся отца. Боялся и ненавидел. Типичная картина, основы психоанализа. Отец для него воплощение судьи. Боюсь, наш Сэм Клей останется безнаказанным.

– Но если чуешь нестыковку…

– Бремя доказывания лежит на нас с тобой, – процитировал социолог один из постулатов римского права.

Пиликнул видеофон. Негромко зазвучал чей-то голос.

– Нет, ответить пока не готов. Сейчас? Хорошо, я приеду.

Он встал.

– Окружной прокурор вызывает на совещание. Но надежды мои невелики. Боюсь, штат проиграет это дело. В том-то и проблема с экстернализованной совестью…

Развивать мысль социолог не стал. Покачал головой и вышел, а техник остался задумчиво смотреть на экран, но через пять минут ему дали новое поручение (бюро испытывало нехватку персонала), и вернуться к делу Сэма Клея он смог лишь неделю спустя, когда это уже не имело никакого значения.

Потому что неделю спустя Сэм Клей вышел из зала суда свободным человеком. У подножия лестницы его ждала Беа Вандерман. Облаченная в черное. Но на сердце у нее, по всей видимости, было легко и спокойно – никаких мрачных тонов.

– Сэм, – сказала она.

Он взглянул на нее.

У него слегка кружилась голова. Все закончилось – в точном соответствии с планом. Теперь за ним никто не следит. Соглядатай закрыл глаза. Невидимая публика надела пальто, нахлобучила шляпу и покинула театр личной жизни Сэма Клея. Отныне он может делать и говорить все, что захочется, ибо вездесущий цензор отвернулся от него. Клей возвратил себе право на импульсивные поступки.

Он, одиночка Сэм Клей, сумел перехитрить общество, Соглядатая и его приспешников во всем их технологическом великолепии. Это замечательно… Но почему же у него так пусто на душе?

Он вспомнил тот абсурдный момент раскаяния перед убийством. Говорят, на пороге важного поступка – к примеру, женитьбы, да и многих других – наступает миг панического неприятия. Это был он? Или нет? Клей слыхал о другом типичном примере – каком же? Сперва он не мог вспомнить, а потом вспомнил. Час перед свадьбой и мгновение самоубийства, когда ты уже спустил курок или прыгнул с моста. Тот миг исступленного перелома в чувствах, когда ты готов что угодно отдать, лишь бы обратить необратимое. Вот только не можешь. Слишком поздно. Что сделано, то сделано.

Что ж, он выставил себя круглым дураком – перед самим собой, но, к счастью, опоздал: в обход сознания его тело, его физическая сущность довела задуманное до конца, до успеха, к которому он готовился. Что до работы – не важно, он найдет другую. Он доказал, что способен добиться чего угодно. Если перехитрил самого Соглядатая, любая работа ему по плечу – стоит лишь начать. Разве что… никому не известно, насколько он одаренный парень, Сэм Клей. Как же проявить свои способности? Аж зло берет! Такой феноменальный успех после череды неудач – с самого рождения, – и никакой возможности насладиться заслуженной похвалой. Великое множество людей пробовали сделать то же, что и он, но потерпели неудачу там, где он преуспел. Богатые, везучие, выдающиеся люди провалили выпускной экзамен – состязание с Соглядатаем, где ставкой была их жизнь, – и только Сэм Клей прошел эту проверку, самую важную проверку на свете, но никогда не сможет объявить о своем достижении.

– …Знала, что тебя оправдают, – самодовольно говорила Беа.

– Что? – оторопел Клей.

– Рада, что тебя освободили, милый Сэм. Я знала, что тебя оправдают, не сомневалась в этом с самого начала.

Она улыбнулась, и Клей впервые понял, что Беа чем-то похожа на бульдожку. Что-то не так с нижней челюстью. Клей подумал, что, когда Беа закрывает рот, нижние зубы выдаются вперед, перекрывая верхние. Наверное. Его подмывало уточнить, но он решил, что лучше не делать этого, и спросил:

– Знала, говоришь?

Беа стиснула его руку. Какая уродливая челюсть! Странно, что он раньше этого не замечал. А за густыми ресницами – малюсенькие глазки. Очень некрасиво.

– Пойдем куда-нибудь, где можно уединиться, – вцепилась в него Беа. – Надо многое обсудить.