– Шестнадцать лет – разве этого мало?
– Кедре, Кедре… Иногда я жалею, что наша жизнь такая длинная.
Она улыбнулась:
– Будь иначе, мы бы не встретились. Это произошло потому, что бессмертных тянет друг к другу.
Захария Харкер взял ее за руку. Под их террасой башня сверкала карнавальными цветами.
– Опять все заново? – печально спросил он.
– А что будет, если мы останемся вместе? Только представь себе эту неразрывную связь на сотни лет!
Захария устремил на нее задумчивый взгляд.
– Наверное, это вопрос меры, – сказал он. – Бессмертным не следует жить в башнях. Эти ограничения… Чем ты старше, тем больше хочется простора.
– Вообще-то, мне вполне просторно.
– Но наш простор ограничен башнями. Юные и короткоживущие не замечают окружающих их стен. А мы, прожившие долго, замечаем. Кедре, мне страшно. Мы уже достигли своих пределов.
– Неужели?
– Во всяком случае, близки к ним. Мы бессмертные. Но я боюсь интеллектуальной смерти. Что толку в долголетии, если нет возможности применять накопленные знания и власть? Мы начинаем закукливаться.
– Что же тогда? Покорение космоса?
– Возможно. Но и на Марсе нам понадобятся башни. И на иных планетах. Я думаю о межзвездных перелетах.
– Это невозможно.
– Это было невозможно, Кедре, когда человек только добрался до Венеры. А сегодня теоретически возможно. Но пока еще не практически. У нас нет… стартовой платформы. Нельзя построить и испытать межзвездный корабль. Я выражаюсь символически.
– Дорогой, – сказала она, – перед нами все время мира. Мы еще поговорим об этом… через пятьдесят лет.
– И до тех пор я тебя не увижу?
– Конечно, ты увидишь меня, Захария. Но не более того. Этот срок – наш отпуск. Зато потом, когда мы снова встретимся…
Кедре встала. Они поцеловались, и это тоже было символично. Оба знали, что их страсть меркнет, как угли в костре. Но они любили друг друга и были достаточно мудры и терпеливы, чтобы подождать, пока огонь разгорится снова.
До сих пор это получалось. Пройдет полвека, и они вновь станут любовниками.
Сэм Харкер смотрел на худого серолицего человека, целеустремленно двигавшегося через толпу. Незнакомец тоже облачился в пестрый целлофлекс, но маскировка получилась так себе – житель башни когда-то так сильно загорел, что и века, проведенные под водой, не стерли этого загара. Его рот кривился в презрительной усмешке.
– Кто это?
– Что? Где? Не знаю. Не мешай.
Он ненавидел компромисс, заставивший его надеть целлофлекс. Но старый мундир выглядел бы слишком подозрительно. Скалясь от злости и страдая от унижения, он позволил Пути нести его мимо огромного глобуса, покрытого слоем черного пластика. В каждой башне земной шар служил напоминанием о величайшем достижении человечества.
Он прошел в сад, обнесенный стеной, и сунул в зарешеченное окошко идентифицирующий диск. Вскоре его впустили.
Вот он, храм Истины!
Какая красота, какое величие! Он проникся уважением к техникам – логикам, логистам… Нет, логисты остались в прошлом. Жрец ввел его в келью и указал на стул:
– Вы Робин Хейл?
– Да.
– Что ж, вы собрали и предоставили нам все необходимые данные. Но осталось несколько уточняющих вопросов. Их задаст сам Логик.
Жрец вышел. Внизу, в гидропонном саду, увлеченно возился с растениями высокий, тощий человек с костлявым лицом.
– Нужен Логик. Робин Хейл ждет.
– О черт! – выругался тощий, поставив лейку и почесав длинный подбородок. – Мне нечего сказать этому бедняге. Ему крышка.
– Сэр!
– Ну-ну, полегче. Я поговорю с ним. Идите и успокойтесь. Его документы готовы?
– Да, сэр.
– Хорошо, я скоро буду. Не торопите меня.
Бормоча под нос, Логик двинулся к лифту. Вскоре он уже находился в зале управления, через видеофон смотрел на худого загорелого человека, в неудобной позе сидящего на стуле.
– Робин Хейл. – Теперь голос Логика звучал по-новому: низко, важно.
Хейл невольно напрягся:
– Да.
– Вы бессмертный. Это значит, что вы можете прожить не менее семисот лет. Но у вас нет работы, верно?
– Верно.
– Что случилось с вашей работой?
– А что случилось с Вольными Компаниями?
Они исчезли. Прекратили свое существование, когда башни объединились под одним правительством и войны между ними потеряли смысл. В прежние времена вольные компаньоны были воинами, их нанимали башни для сражений, в которые не рисковали вступать сами.
– Среди вольных компаньонов бессмертных было немного, – сказал Логик. – И сама их организация осталась в далеком прошлом. Вы пережили свое ремесло, Хейл.
– Знаю.
– Хотите, чтобы я нашел вам занятие?
– Вы не можете этого сделать, – с горечью проговорил Хейл. – А я не могу выдержать века безделья. Предаваться удовольствиям? Я не гедонист.
– Могу предложить легкий выход, – сказал Логик. – Умрите.
Повисло молчание.
– Не возьмусь советовать вам, как это сделать, – продолжил Логик. Вы боец. Вы предпочли бы умереть, борясь за жизнь. А еще лучше – борясь за то, во что вы верите.
Он умолк. Когда заговорил, голос опять изменился:
– Мне нужно ненадолго выйти. Ждите.
Чуть позже его высокая фигура, похожая на огородное пугало, появилась из-за занавешенного проема в стене.
Хейл вскочил на ноги и уставился на Логика. Тот указал на стул.